Несколько минут они не двигались, прислушиваясь. Ощущение чужой жизни стало сильнее. Даже Саша уловила ее признаки, судорожно вздохнула, подобрала ноги. Внизу было темно и страшно.
Вдруг тоннель заполнил гулкий мощный голос, эхо в панике заметалось в тесном колодце:
– Енисеев, подержи эту сумасшедшую за руки! Она вот-вот выстрелит!
Саша вскрикнула, Енисеев спросил:
– Ты где?
– Внизу. Вижу вас на фоне голубого неба. Звезд не видно, хотя говорят, что из колодца, из глубокого колодца…
Саша закричала яростно:
– Ты брось эти штучки! Нашел где пугать! А если бы я в самом деле выстрелила?
Голос Дмитрия был полон снисходительного превосходства:
– Во-первых, я вижу каждое ваше движение. Во-вторых, я не в тоннеле, так что мне не свалишься на шею, как ты зачем-то напрыгиваешь на нашего мырмы… мырмю… нашего доктора наук, а это не хвост собачий! Я в боковушке, выглядываю одним глазком.
– Поберегись, – сказал Енисеев.
Он падал довольно долго, наконец из темноты его схватило, притянуло к стене. Сверху привычно упала Саша, стукнула Енисеева по голове набором гранат и стрелкового оружия.
– Соскучился по вас, – объяснил Дмитрий невинно. – Докладываю, снаружи пня никаких признаков. У основания этого объекта бродят целые стада мокриц, блестянок, зеленух и прочих гражданских, но это было и раньше. Не митинг, а так… праздношатающиеся. Бомжи, одним словом.
– Здесь Никиты нет тоже, – ответила Саша.
– Мы его здесь и не ищем, – поправил Енисеев. Он видел их белеющие в темноте лица, объяснил терпеливо: – Мы смотрим на возможность… Ищем опасность. Но здесь безопаснее, чем в московском метро.
– Безопаснее? – ахнула Саша.
– Да. В муравейнике во сто крат труднее и опаснее, но, как только вы научились следовать правилам… В метро за нарушение правил безопасности можно тоже потерять не только рубль на штрафе, но и голову.
Он протиснулся мимо десантников, едва не сорвался во влажные испарения, что поднимались мощно, победно, лишь на самом верху рассеивались по тоннелям и тоннельчикам. Грибки светились совсем слабо, зато боковых норок прибавилось.
Дмитрий догнал, проворчал вполголоса:
– Все время мерещится нечто… У жуков бывают привидения? А то вон чернявое выглянуло… спряталось… Опять выглянуло! Вроде бы как с рогами.
– В вентиляционной трубе пусто?
– Даже клещей не встретил.
– Спустись по маточному ходу, а мы с Сашей посмотрим в соседнем тоннеле. Если ничего не встретишь, встречаемся наверху.
Дмитрий бесстрашно ринулся вниз. Он прыгал от стены к стене, как целлулоидный шарик в трубе. В шахте еще долго металось испуганное эхо.
– Рисковый, – проговорила Саша с досадой. – Не цапнет его кто-нибудь? Будет мчаться на всех парах, а его из темноты – ца-а-ап! Прямо в зубы влетит.
– Дмитрий не промах, – ответил Енисеев, но сам не ощутил в голосе уверенности. – Наша чувствительность обострилась, замечаешь?
Они еще улавливали прыжки Дмитрия, шаги, карабканье, могли назвать ход, где тарзанили совсем недавно.
– Я бы его отыскала легко.
– Слух, как сама понимаешь, ни при чем… По вкусу молекул воздуха?
– Интуиция, – спросила Саша, ее голос в темноте зазвенел. – Шестое чувство? Телепатия?
– Ох, перестань…
Удивляемся, подумал он, что кузнечик чувствует колебания с амплитудой в половину атомного ядра водорода, но здесь мы тоже кузнечики и сверхкузнечики. Кузнечикам и не снилось, как сможем чуять мы, если малость сосредоточимся, подтренируемся…
Он осторожно спускался по цилиндрическому ходу, наполовину одурманенный испарениями. Бетонные кольца такого диаметра видел при прокладке городской канализации, но здесь не мертвый бетон, здесь жизнь на стенках в виде плесени, жизнь копошится в нижних слоях пня, он сам, Евлампий Енисеев, часть жизни огромнейшего организма…
Прыжки Дмитрия слышались отчетливо, хотя его занесло уже бог знает куда. Гнездо строилось так, чтобы короед знал о проказах личинок? Бионикам здесь есть чему учиться, жук совершенствовал акустику миллионы лет.
Чуть повеселел, найдя рациональное объяснение. Непременные в среде полуинтеллигентов разговоры об экстрасенсах вызывали тошноту. Когда-то спорил с ними, доказывал, но скоро сообразил, что имеет дело с верующими на свой лад. А с верующих что возьмешь? Хотя люди они хорошие. Иногда…
