начальники? Мазохина?
Морозов наклонился вперед. Отчетливо были видны его глубокие морщины, обвисшая сухая кожа. Енисеев вдруг понял, что железный Морозов держится из последних сил. Гравитация ли, удары молний или болезни – но старый могучий дуб резко сдал, вот-вот рухнет.
– Еще не решено, – ответил Морозов, и теперь Енисеев уловил нотку глубочайшей усталости, – еще не решили… Хуже другое. По ряду соображений, ничего не имеющих общего с целями экспедиции… руководителем намечено назначить человека из Большого Мира. Его пришлют дополнительно. С абсолютными полномочиями.
Енисеев даже не смог ответить, оглушенный, раздавленный. После долгой паузы, когда Морозов смотрел на него в глубоком сочувствии, Енисеев спросил почти безразлично:
– Нет такого человека, который вошел бы в курс дел за месяц. А ему еще проходить курс восстановления. Это две недели!
Морозов сказал тяжело:
– Решалось в самой высокой инстанции. Мало говорилось о науке, зато много о политике… И не только о политике. Экспедиция разрешена на этих условиях. Думайте, как выжить. Сверху дают общую стратегическую линию, а тактику избирайте сами. А если быть предельно честным, то наверху, безусловно, правы. Контроль за вашей деятельностью необходим. Про автономию и не мечтайте! В Большом Мире должны спать спокойно.
ГЛАВА 2
Еще через неделю в комнату Енисеева заглянул дежурный оператор:
– Евкрякий Владимирович? Сообщили, что вечером прибудет новенький. Мы просили радиофизика, но там же Большой Мир, кровь с трудом поднимается к головному мозгу, чаще – застаивается в нижнем. Поэтому думают именно им…
– Кого присылают? – прервал Енисеев нетерпеливо. За его спиной привстал Дмитрий, насторожилась Саша, догадываясь, что оператор заглянул к ним неспроста.
– Кого? Начальника вашей экспедиции, если она состоится! Второго администратора. Мало нам Мазохина! Подумать только, два чиновника, когда недостает радиофизиков…
Дверь за ним захлопнулась. Дмитрий ругнулся, глядя на потемневшего Енисеева, а муравей Димка раздраженно защелкал жвалами. Буся застрекотал, начал быстро рыться в волосах Дмитрия.
Саша сказала потерянно:
– А мне чудилось, что отменили… Или с новым боссом что-то стряслось.
– Что с ним может случиться? – буркнул Дмитрий зло.
– Ну, объелся на банкете жирного, не прошел медкомиссию, лег на удаление аппендикса…
– У чиновников здоровье крепче, чем у космонавтов, черт бы их побрал.
Вечером Саша осталась на Станции. Безопасность лежит на ней, на самом деле не хотелось видеть второго Мазохина. Встретить новичка и перенести на теперешнюю Станцию пошли Дмитрий, Енисеев, Овсяненко и двое из будущей экспедиции: Забелин и Хомяков. Эти держались индифферентно. Дмитрий заранее ненавидел начальника-варяга. Овсяненко хмуро перебирал инструменты первой помощи.
Воздух был слоистым. Попадались жарко прогретые участки, но чаще тянуло космическим холодом от глыб льда под опалыми листьями. Насекомые бегали худые, отощавшие, набрасывались друг на друга. Из- под мертвых листьев медленно, с легким шелестом раздвигая глыбы мокрой земли, поднимались ярко- зеленые молодые листики. На бредущих людей падали длинные изумрудные тени. Молодой лес поднимался быстро, это было видно невооруженным глазом.
К Двери подошли на четверть часа раньше намеченного. Вокруг шевелилась земля, пропуская наверх белесые, быстро темнеющие на воздухе столбы стеблей, шмыгали голодные, часто линяющие насекомые. Дмитрий и Енисеев держали бластеры наготове, изредка стреляли сгустками клея. Оба чуть выдвинулись вперед, прикрывая остальных, Овсяненко стоял у самого люка, ожидая, пока красный сигнал сменится зеленым.
Хомяков с удивлением смотрел на выдвигающиеся прямо на глазах толстые стебли. Один из них держал на макушке расколотое семечко, прикрываясь его твердыми стенками как щитом, пока проламывал слой земли. Стебли поднимались из земли мощно, напористо, безудержно.
– Весна! – сказал он благоговейно. – Силища…
Звякнул зуммер, красный свет погас. Енисеев ринулся к Двери, забыв, что собирался стоять в стороне.
В металлическом карцере, последней ступеньке гигантского Переходника, лежал на полу вниз лицом крупный забинтованный до глаз человек. Енисеев перевернул его, с другой стороны поддержал Овсяненко, Енисеев едва не разжал пальцы… Перед ним был бледный, измученный Морозов!
Его губы чуть шевельнулись:
– А я еще думал… кто войдет первым…
Овсяненко сунул в его рот капсулу, придержал подбородок. Когда вынесли наружу, громко ахнул Дмитрий. Енисеев выхватил у него бластер, сбил с ног выскочившего прямо на них гигантского паука. Хомяков и Забелин умело и без особых церемоний запихнули Морозова в специально скроенный для таких случаев прозрачный мешок с баллончиками для дыхания.
Пока бегом неслись обратно, лицо Морозова чуть порозовело, из глаз начала уходить боль. И так крупный, с широкой грудной клеткой циркового борца, в бинтах выглядел еще мощнее, огромнее. Он оживал на глазах, крутил головой, рассматривая людей.
Енисеев не выдержал, сказал громко:
– Аверьян Аверьянович! Я очнулся через неделю на столе у Овсяненко.
