озерной рыбы.
Ховрах потирал руки. Глаза плотоядно блестели. Пир начнется уже сегодня вечером, а будет таким, о каком кощунники сложат песни. Уже видно по той горе дров, которую навезли на задний двор. И еще прут, волы едва жилы не порвали!
Мрак жадно высматривал Светлану. Белое платье мелькнуло вдали только однажды, но и то запах сказал ему, что прошла другая женщина. Даже запах Иваша уловил лишь пару раз. В самом начале, а потом как будто испарился…
Он не успел подняться по лестнице, как услышал радостный визг. По ступенькам сверху пронеслось, часто-часто топоча маленькими ножками, что-то рыжее, визжащее, что сразу бросилось ему на грудь, обхватило маленькими ручонками за шею, принялось звонко нацеловывать, прижиматься всем тельцем, визжать от счастья и снова целовать и прижиматься.
– Кузя, – сказал Мрак укоризненно, – разве так себя ведут царские дочери?
– А как? – засмеялась она.
Он важно надул щеки, принял строгий вид. Но когда попытался опустить ее на пол, она забрыкалась и уцепилась за шею:
– Нет! А то опять исчезнешь!
– Кузя…
– А что?.. Где я тебя искать буду?
– Кузя, – повторил он строго, – женщине не положено искать мужчину.
– Ну да, – возразила она, – а если ты сам меня не ищешь? Так и до старости досижу!
Он передал ее в руки подоспевших нянек. Кузя орала и отбивалась, но ее спеленали и унесли. Он еще долго слышал ее возмущенные, протестующие вопли. В них было столько обиды, что в груди защемило. Он старается никому не причинять боль, а тут, поди ты… Маленькое сердечко, а тоже свои огорчения.
Пир начался поспешный, сумбурный, какой-то торопливо натужный. Во всех очагах палаты жарко полыхал огонь, там жарилось мясо. Воздух, пропитанный запахами вина и обильной еды, потяжелел, потемнел, будто предательство очернило даже его. За окнами сгущались тучи, погромыхивал далекий гром, в темном небе взблескивали молнии. За столами обливались потом, расстегивали рубашки до пояса, а тяжелые пояса сбрасывали вовсе.
Мрак чувствовал, как даже его зычный голос вязнет в густом как смола воздухе. Люди стали похожи на рыб, лица были красные, распаренные, словно после бани. С той лишь разницей, что грязь и пот выступили как будто еще больше.
Гонта ел вяло, пить перестал после второго ковшика. Взгляд был острым, как у лесного зверя. Он чувствовал сгущающуюся вокруг них опасность, искоса поглядывал на стены, откуда могут брызнуть длинные стрелы, держал в поле зрения два широких ковра на стене, откуда могли метнуть дротики, напрягался, когда мимо проходил кто из гуляк, людей Додона.
Мрак рыгнул, поднялся из-за стола. Взгляд держал мутным, покачивался, пьяно улыбался. Гонта спросил громко:
– Ты куда?
– Я уже полон, – ответил Мрак так же громко, – а на столе вон еще сколько всего… Пойду освобожу место!
Он захохотал, пошел между столами к выходу. Он чувствовал на спине как взгляд Гонты, так и пристальный взор Додона. Гонта, конечно, не поверит в его опьянение, а Додон уже наверняка принял все меры, не обеспокоится.
Вышел без спешки, в коридоре полно вооруженного люда. Опустив голову, пробрался от ниши к нише. Дальше было свободное пространство, через которое вела дорога в южную часть дворца. Туда, где размещались покои царских дочерей. У стен стояли рослые воины. Их лица были подозрительными, а глаза придирчиво ощупывали каждого, кто проходил мимо.
Громко бухая сапогами, прошел сотник, немолодой хмурый воин. Оглядел каждого, что-то прорычал нечленораздельное. Мрак напряг слух, не услышал ответ, но начальник стражи рявкнул еще злее:
– Этот разбойник обязательно попытается пробраться на эту сторону! Ему была обещана царская дочь, он это не забудет!
– И что делать? – спросил один из воинов.
– Убить немедля, – рявкнул сотник, стараясь понизить голос. – Убить сразу. Без предупреждения. Вас для того и поставили здесь по трое-четверо, хотя обычно тут и одному делать нечего. Ясно?
Воины закивали. Один пробормотал:
– Сделаем. Ведь за своего тцаря-батюшку. Говорят же, что он убить замыслил.
Сотник посмотрел косо:
– Гм… Ну да. Особо присматривайтесь ко всем странствующим певцам, странникам, каликам… Проверяйте каждого из селян, что привезет зерно или мясо.
Воин возразил:
– Это уже делают на воротах. А в эту сторону будем пропускать только тех, кого знаем в лицо.
Мрак отступил в нишу, пальцы нащупали ковер. Медленно отодрал край, задом влез в дыру, глаза не отрывал от стражей. Дурни, привыкшие к сытой и беззаботной жизни, даже не посмотрели в эту сторону. Трутни, а не стражи.
Глава 46
Глаза Светланы расширились, когда в зеркале за ее спиной выросла знакомая фигура в волчьей