без украшений, удобная для хватки, но не для хвастовства перед дамами…
В темной стороне затрещало сильнее, звякнуло, по стенам зловеще метнулись угольно-черные тени. Из мрака вышел, шатаясь, огромный человек с прилипшими волосами, будто вынырнул из глубокого озера. Он дышал хрипло и надсадно, лицо оставалось в тени, в пещерах под надбровными дугами остро и страшно блеснули огоньки. Из кроваво-красных они медленно перешли в пронзительно зеленые, Томас обрадованно вскрикнул:
– Олег!..
Человек вышел в круг света. Обнаженные плечи блестели, только на правом еще была темная короста, что, как гнилая кора, осыпалась при ходьбе. Томас увидел вздутый безобразный шрам, багровый, с синюшным оттенком, рука еще висела бессильно, но пальцы медленно сжимались в кулак.
– Быстрее, – прохрипел он. – А, Эскалибур?.. Что ж, родню почуял…
Томас ахнул:
– Меч короля Артура? Быть не может!
– Почему? Тогда ковали без затей. Взял – уходим.
Он протащился мимо, его шатало, хватался за стол. Томас стиснул зубы, чтобы не заорать от дикой ослепляющей радости, по-звериному могучей, шагнул следом, глаза жадно шарили по столу, и сам не помнил, как ухватил в другую руку длинный меч, с узким, холодно блистающим лезвием, засмеялся от прилива новой мощи, светлой и радостной, как и подобает магии оружия, в отличие от подлой магии слов и заклятий. Внутри играло и прыгало, он чувствовал, что сейчас сделает что-то несуразное: закричит дико, подпрыгнет до свода или перерубит стол одним ударом.
– Олег! – закричал он вдогонку. – И в этом мече живет что-то помимо железа…
Спина калики удалялась, голос прозвучал глухо:
– Его потерял в Ронсевальском ущелье рыцарь, что прикрывал отход войск Карла Великого… Герой. Когда умирал, даже не вспомнил о красавице невесте, что лила слезы и ждала, а все просил положить с ним… ах да, не с ним, а под него меч-спату, эту вот возлюбленную Дюрандаль…
Томасу почудилась насмешка, но не поверил, что человек на грани смерти от изнеможения способен насмехаться над святыми чувствами величайшего и благороднейшего из рыцарей. К тому же непонятно, как видит спиной, может быть, вовсе говорит наугад…
Томас вскинул мечи, он чувствовал, какие у него длинные и могучие руки, тело как из булата, а силы хватило бы, чтобы сдвинуть гору. Крикнул мощно:
– Теперь пусть выходит хоть сам дьявол!
– Не хвались, на рать идучи, – напомнил Олег.
– А хвались, идучи с рати, – засмеялся Томас. – Это я знаю. Ох, сэр калика…
Он вздрогнул и замер, будто пораженный в самое сердце. Со стены и стола мечи просились в руки, клялись в верности, обещали великие подвиги. Такими бывают только мечи, которые имеют свои имена, в отличие от простых безымянных.
– Олег! – вскричал он в отчаянии. – Я не могу!.. Мое сердце разрывается!.. Да будь у меня сто рук…
Калика оглянулся:
– И что, ухватил бы все? Успокойся, меднолобый герой.
– Чьи это мечи?
Калика едва заметно двинул на ходу плечами:
– Я что, все железо знаю?.. Ах, там еще и черная бронза… Вон тот Галадборд, меч Фергуса, героя ирландских гор, рядом – Нуаду, меч-талисман ирландских племен, этот не знаю… и этот… а вон тот знаменитый Грим, меч самого Сигурда… или Зигфрида, не упомню, как он у вас кличется.
Томас жадно вертел головой:
– А этот?.. А тот?.. О Пресвятая Дева, я уже в аду, я уже казнюсь самыми страшными муками: вижу лучшее на свете оружие и не могу все ухватить!
– Так это ж рай, – буркнул калика. Спина его постепенно выпрямлялась, а голос терял хрипотцу. – На тот не гляди, это злой меч! Зря пастух, что отыскал его в размытом дождями кургане, отдал его Гатиле, ставшему известным потом как Аттила Бич Божий… Этому мечу, помню, скифы приносили жертвы… Каждого десятого пленного! А до скифов то же проделывали киммерийцы… Если есть третья рука, возьми меч справа. Это легендарный Переляк, с ним великий викинг начал творить новое государство… Знал бы, что получится!
Томас спросил быстро:
– И сотворил?
Голос Олега отдалился, его спина мелькнула и пропала в темноте.
– Его потомки, рюриковичи, творят и ныне… Такое творят!
Пальцы Томаса потянулись к Переляку, тоже предстоит творить королевство заново, с трудом потащил руку обратно, едва не выдирая ее из плеча, ибо в голосе отшельника прозвучала странная нотка, что-то в том государстве ему не нравится, взглянул налево, сердце екнуло: добротный шлем, хотя и не рыцарский, широкие латы, кованый пояс с кольцами для ножей.
Светящийся шарик, что стал багровым, как угасающий уголек, исчез в темной щели вместе с каликой. Томас, оставшись в полной тьме, сам не помнил, как натянул доспехи, нахлобучил шлем по самые брови, бросился вслед за Олегом, но отшатнулся, потрясенный страшным и великолепным зрелищем.
По обе стороны черного входа висели в воздухе, держась без всяких цепей, два удивительных меча. Один короткий, с прямым лезвием, простой рукоятью, лезвие брызжет искрами, словно только что
