и задержал дыхание. Багровые угли вспыхивали под лапами, разгорались жарче, злее. В ноздри ударил запах горящей плоти. Лапы на глазах дымились, горели, а когда собака выскочила на каменную плиту, подушечки лап исчезли начисто, она бежала на обугленных косточках, из глаз от невыносимой боли катились крупные слезы. В пасти она несла кусок льда, вода стекала ручьем.
Человек в котле заорал, разъяренно махал на собаку руками, гнал, а она, добежав до котла, встала на огрызки задних лап и уронила лед в кипящую смолу. Там зашипело, лед быстро превращался в пар.
Собака вильнула обгорелым огрызком хвоста, побежала, сильно хромая, обратно. Томас отвернулся, не в силах видеть, как вот так снова обгорелыми культяшками через эту россыпь раскаленных углей!
Человек в котле вскинул лицо к черному небу, завопил диким голосом:
– Господи!.. Не о прощении молю тебя, тварь ты!.. Наложи на меня еще больше мук… жги и терзай меня, истязай во сто крат больше… но только забери отсюда мою собаку!.. Ей-то за что мучиться!!!
Олег ухватил Томаса за плечо, потащил. У рыцаря лицо было белым, в глазах кипели злые слезы.
Навстречу дул злой, пронизывающий ветер. Доспехи быстро остыли, Томас чувствовал, как узкие струйки врываются в щели. Рубашка быстро высохла. Холодные струи неприятно холодили кожу.
Олег гнал почти бегом, камень гремел под тяжелыми сапогами. Каменная гряда приближалась, и только когда вбежали в тень, такую же черную, как деготь, Томас услышал, как волхв перевел дух:
– Ты голый без доспехов… а я – на этой равнине, где и спрятаться негде.
– Я не только голый, – признался Томас, – но и со снятой заживо кожей.
Олег метнул быстрый взор, Томас поспешно отвел глаза. Если он дважды ощутил чей-то недобрый взгляд на себе, то калика с его чутьем мог ощутить и нечто больше.
Запыхавшись, они взбирались по скалам, надо уйти как можно дальше от места, где их заметили, когда Олег насторожился, вскинул ладонь. Томас мгновенно замер. Некоторое время слышал только свое хриплое дыхание, надсадное, как у старого Змея, затем донеслись далекие удары железа о камень.
Олег хмуро бросил:
– Знакомо, не так ли?
Дальше была неслыханно огромная яма с круглыми краями. До противоположного края с полсотни верст, яма опускалась в бездну мелкими уступами. На каждом уступе черно от копошащихся фигурок, а стук кирок и молотов сливался в неумолчный шум, словно шел нескончаемый дождь. Марево пыли закрывало ту сторону, как и глубь, видно только, как на ниточках канатов выныривают комочки камня.
Томас проговорил ненавидяще:
– И тут каменоломня!
– Глядишь, – добавил Олег, – все тот же барон Оцет строит себе замок. А почему в аду должно быть что-то иначе? Как будто не люди его строят!
– Ладно, – прохрипел Томас, – как обходить будем?
– Зачем?
– Это тебе везде тепло, – бросил Томас раздраженно. – Думать, Истину искать, всякую хреновину придумывать на головы простых честных рыцарей…
– Простых королей, – добавил в тон Олег. – Простых, как твой конь.
– У меня не было простых коней, – огрызнулся Томас оскорбленно.
Ветерок качнул марево пыли, среди человеческих фигурок яснее проступили нечеловеческие, в полтора раза выше, с плетьми в длинных руках. Томас услышал окрики, свист рассекаемого воздуха, крики боли. Плети врезались в плоть каторжников с резкими хлопками, и в шум дождя часто вплетались эти щелчки, будто часть капель щелкала по туго натянутому бараньему пузырю в окне.
Олег присмотрелся, начал спускаться, выбрав узкую тропку слегка наискось. Томас оглядывался, держа меч наготове. Мокрые от пота, изможденные фигуры каторжников приближались. Олег пробрался над их головами, присел на корточки.
Каторжники с усилием втаскивали на толстых пеньковых канатах огромные глыбы с уже обтесанными краями. Каждый камень поднимали по восемь человек, жилы натягивались так, что едва не рвались от натуги. Под тонкой кожей, изорванной бичом, ребра ходили ходуном, а сиплое дыхание вплеталось в общий мерный шум каменоломни.
Олег всмотрелся, позвал тихонько:
– Фагим!.. Эй, Фагим!
Один каторжник вздрогнул, дико огляделся. Томас видел, как вздрогнул, когда поднял голову и глаза нашли Олега. Красноволосый отшельник выглядел в самом деле страшновато, но Томас считал, что он-то привык, а другим может стать не по себе даже в аду.
– Ты… – прошептал невольник. – Ты тоже здесь…
– Судьба, – ответил Олег.
Невольник, которого Олег называл Фагимом, выпустил из рук канат, опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону, оказавшись прямо под Олегом. Вдруг глаза расширились.
– Ты… ты во плоти?
– Да, – ответил Олег, – потому мне труднее, чем тебе.
Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потом недоверие, снова радость, что перешла в ликование. Он оглянулся, поискал глазами здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал кого-то так, что летели клочья.
