старенький лифт поднимется на его десятый этаж, но еще страшнее бежать по лестнице, рискуя поскользнуться на жидком дерьме, у средненького оно всегда жидкое и невыносимо вонючее.
Во дворе ему встретился сам Моня, глава этой семьи замедленных. Хороший добрый мужик с умом трехлетнего младенца, что так и не научился читать, как и курица не умеет считать больше, чем до трех, однако это не мешает ему усердно подметать во дворе и перед домом. Особенно он любит сгребать осенью листья.
— Кость, — сказал он. — Кость, ты не беги, Кость!.. Ты постой, Кость!.. Вот что я тебе скажу, Кость… Что я тебе хотел сказать, Кость?
— Не знаю, — ответил Крылов. Он начал потихоньку отодвигаться, перед этими умственно отсталыми всегда чувствовал вину, словно сам в чем-то посодействовал их появлению на свет. — Ты вспоминай, а я пока пойду…
— Не, — вскрикнул Моня, — вспомнил!.. Да и как же не вспомнить, когда… а что когда? Ага, Кость, ты в очках, ты знаешь.
— Знаю, — ответил Крылов тоскливо.
— Во-во, — сказал Моня радостно. — Вспомнил!.. Маня грит, что теперь нам должны дать квартиру исчо… Но мне не надо другую квартиру, Кость. У меня есть квартира, верна?
— Верно…
— Вот и я грю! Нам надо только больше, больше, больше! Нам грят, что нашу квартиру расширят… Ну, весь этаж будет нашим. Понял, Кость?.. Мы сломаем стену и присоединим ту, где ты щас… Только и делов!
Крылов спросил тупо:
— А я куда?
Моня в затруднении раскрыл рот:
— Куда?.. Да ты идешь? Вот идешь себе и иди, иди, иди… А мы пойдем в твою квартиру.
Кулаки Крылова стиснулись сами. Чтобы не ударить в эту тупую рожу, он повернулся и пошел в сторону магазина, хотя надо было идти совсем в другую сторону. Уже на пороге гастронома понял, что отступил, как всегда отступал, но раньше отступал перед силой, наглостью, напором, новыми русскими. На этот раз отступил вообще перед дебилом.
Перед наступлением на мир дебилов.
В их семье Моня самый развитый. Жена его, Маня, владеет десятком слов, а дети, по закону генетики, опустились еще на ступеньку развития, их даже не учили разговаривать, однако по нелепейшим «общепринятым общечеловеческим ценностям» Маня была объявлена матерью-героиней. Крылов помнил день, когда ей вручили медаль, диплом и всякие там знаки отличия, а также трехкомнатную квартиру, тем самым проведя ее вне очереди, в которой остались ждать люди нормальные и здоровые. После чего Маня регулярно рожает, как крольчиха, по ребенку через каждые девять месяцев. Чтобы детей не тревожить, для нее освободили трехкомнатную квартиру по соседству, объединили обе в одну.
И вот они уже знают, подумал Крылов с отвращением, что на добавочных детей им дадут и добавочную квартиру. Внезапно на спину обрушился холодок, не сразу даже понял, что же так напугало, а потом сообразил, что и в самом деле у него отнимут, а им дадут! Вот так просто придут к нему из ЖЭКа или чего-то там квартирного, скажут: вы же человек нормальный, как-то выживете. К вам уже приходили, предупреждали, предлагали. Вы отказались, а теперь мы вас решили переселить на окраину, там хоть ни телефона, ни дорог, ни коммуникаций, зато свежего воздуха вдоволь. А эти, вы же понимаете, убогие, им надо помогать, уступать, отдавать…
И он уступит, отдаст, потому что «так принято». Про себя будет клясть все это самыми матерными словами, но вслух скажет торопливое «да-да, я все понимаю…», после чего разросшаяся семья дебилов займет его квартиру, а потом и весь этаж…
Только и надежда, подумал он в бессильной злобе, что полные идиоты уже не могут размножаться, у них эти функции нарушены. Правда, дети Мони еще могут совокупляться, а значит, из шестнадцати дебилов получится пара сотен полнейших идиотов, что даже гадят под себя… Это же сколько им понадобится квартир, а затем больниц, врачей, медсестер, лекарств?..
Он все ускорял шаг, от него несло жаром. Похоже, даже разговаривал на ходу, как выживающие из ума старухи, прохожие сторонятся, кто-то свистнул вслед.
Умерил шаг, задышал медленнее, взгляд медленно начал очищаться. Вчера был дождь, но сегодня небо снова ясное, синее, начинает жарить, как на сковородке.
На том месте площади, где на просторе пятеро столов под игриво-разноцветными тентами, он увидел огромную толпу. К обочине на скорости подъезжали патрульные машины, бравые ребята выскакивали, смотрели с бордюра, что-то нервно выкрикивали в микрофоны.
Сами корчмовцы оккупировали все выносные стулья, но, кроме них, как заметил Крылов, всю площадь заняли тусовочные разношерстные группки молодежи… с редкими вкраплениями старшего поколения… вон еще какие-то рокеры оккупировали парапет на входе в метро, и не жарко им в черных куртках, хоть и на голое тело… а подальше целая толпа веселых парней и девчонок, у которых на лицах крупными буквами написано желание подраться. В руках он заметил плакаты, пока свернутые.
Черный Принц заметил издали, выбежал навстречу. Пожал руку, сказал свистящим шепотом:
— Это все наши!.. Те, что в Корчму ломанулись на последних неделях. Да не корчмовцы, а уже скифы!.. Нравится им, немедленных действий требуют. Костя, мы эту волну вызвали, надо ею управлять!.. А то черт знает, что она сметет… Остальных не жалко, но как бы и нас заодно…
Крылову притащили стул, кто-то сунул в руки тяжелую холодную кружку. Ноздри жадно раздулись, пальцы стискивали толстое стекло, словно хватали молодую пленную эллинку, или кого там хватали в набегах скифы.
Краем глаза посматривал на собравшихся. Десятка два человек присели на корточках вокруг столов, даже неловко вот так сидеть и лакать пиво под их взглядами, другие примостились рядами на каменном бордюре, остальные сгрудились стоя. Все из-за одуряющей жары запаслись мороженым или баночками пива.
Хотя ввиду той же жары даже дряблые мужички со свисающими через пояс животиками начали ходить без рубашек, черт с нею, мужской красотой, ведь все, что естественно, — не позорно, корчмовцы не расстались с Т-майками, Крылов издали увидел броскую надпись: СКИФЫ.
Даже Тор, которому бы только щеголять великолепной мускулатурой, у него грудь как медные латы легионера, и то в майке, гордая надпись красиво изгибается на могучих выпуклых пластинах.
А ведь в самом деле получается, мелькнула трусливая и вместе с тем хвастливая мысль. Наша идея построения Великой Скифии — вот она, охватывает, как говорили классики, массы…
Он жадно осушил всю кружку и, не притрагиваясь ко второй, кивнул на группу корчмовцев, что с баночками пепси устроилась в двух десятках шагов в сторонке:
— А Барон не гнется, заметили? Ведь сколько мы, если честно, на него помоев вылили за его баронство, сколько по голове стучали! Сколько пинали, топтали, лягали, бодали! По стенам размазывали его самого и его баронство, купленное оно или подлинное!.. И что же? У Барона все такая же прямая спина и гордый вид. Он
Тор оглянулся на Барона, тот, похоже, услышал, посматривает в их сторону с вежливым интересом.
— Ну и что, — буркнул Тор, — ты предлагаешь сделать русскому народу прививку баронства?
— Быстро схватываешь, — похвалил Крылов. — Только не русскому, а уже скифскому… Виноват, именно русскому, из-за чего тот превратится в скифский. Не сразу и не целиком, но чуточку скифскости добавится. Ведь русский человек глубоко и непоколебимо уверен в своей имманентной дурости, отсталости, косорукости и косорылости. Вон Барон, у которого этой косорукости и косорылости выше крыши, не только сам не гнется под нашим нехилым напором, но и нас всех приучил, что он — личность, что с ним надо считаться. И ведь считаемся же!
Тор перебил нетерпеливо:
— Костя, это все база. Базисное. А нам пора уже продумывать и детали. Собственно, мы их тоже… в
