– Меня охранять? – не поняла Яра. – Что, я выгляжу такой слабой?
– Конечно, – сказал Томас убежденно. – Ты слабая женщина, хрупкая и нежная. А я, мужчина, должен тебя защищать.
Яра оглядела себя, посмотрела на рыцаря с подозрением, подозревая злую шутку:
– Хрупкая?
– Хрупкая! Вон у тебя какая нежная, как шелк, кожа. Сколько едем по солнцу, ветру, сколько спим на земле, сколько тебя царапали ветки, а кожа все такая же нежная и тонкая, как у сказочной принцессы. И кости у тебя тонкие, как у птички. И росту ты… лишь с недомерками что-то стоишь, а рядом с настоящими… как я или сэр калика, все равно тонкая, как березка, и стройная, как сосенка. Сильный удар тебя перешибет, как соплю, все-таки жалко…
Яра, которая слушала с открытым ртом, опомнилась так резко, что даже вздрогнула. Смягчившееся лицо снова затвердело, а в низком хрипловатом голосе, от звуков которого сердце Томаса екало, снова зазвенел металл:
– Сэр Томас, я не хрупкая и не слабая, какими жаждешь видеть женщин. Наша женщина, росская, коня на скаку остановит, в горящую избу… А как иначе? Если кони все скачут и скачут, а избы горят и горят?
Глава 6
Томас покачал головой:
– Не могу. Рыцарская честь не позволяет.
– Сэр Томас! Я не из племени англов. Ты не отвечаешь за меня. Я из племени росичей, а у нас женщины все еще свободные. Какими были у вас до прихода веры Христа. Ты не отвечаешь за меня, пойми! Я сама по себе. Я женщина – слабая, когда готовлю обед мужчине, но если сажусь на коня – воин! Разве ты не слыхивал про амазонок?
Томас проворчал, чуть поколебавшись:
– Кто о них не слышал. Но это в том мире… гнусном язычестве.
Яра прямо взглянула ему в глаза:
– Ты настолько не хочешь меня взять с собой… что готов рискнуть чашей?
Томас ощутил, как будто его стукнули по голове боевым молотом. Чашу он обязан донести любой ценой. От этого зависит больше, чем человеческая жизнь, даже многие жизни. Быть или не быть целому народу, которому начертано совершить… перевернуть… создать… Словом, от усилий его, Томаса Мальтона, зависит будущее целого народа, а то и всего мира. И тут никакая добавочная помощь не будет лишней.
Томас решительно отстранил обереги и посох в ее руке:
– Нет. Мне, воину Христа, негоже знаться с язычеством.
Она сказала потерянно:
– Тогда мы погибли. И чашу не донести. Он доверил посох только тебе. И только ты можешь вызвать к жизни те заклятия, которые он вложил в посох.
Томас покачал головой:
– Неужели он и это предвидел? Он не мог обращаться к магии… по своим рыцарским принципам. Я их так называю, а он именовал как-то иначе, сложнее. А я, не будучи связанным его обетами, могу…
– Так чего же тебе еще?
Томас вскрикнул в муке:
– Но не могу по своим обетам!.. Я – воин войска Христова!
Она посмотрела пристально, внезапно предложила, вспомнив калику, его насмешки, даже воспроизведя его интонации:
– Церковь лишь возрадуется, когда ты вызовешь демона… и подчинишь его. Заставишь выполнять богоугодные дела.
Томас смотрел с сомнением.
– Да?.. Но если бы я знал, как с ними общаться. Рассказывают, благородный рыцарь Денелон с ними даже в кости играл и пьянствовал, когда его настоящие друзья оставили… А я только драться могу. Даже с демонами готов, хотя их, как я слышал, кроме святой воды и креста ничего не берет.
– Надо попробовать.
– Но как?
– Не думаю, чтобы калика оставил тебе посох, которым трудно пользоваться. Покажи… Видишь, тут вырезаны значки…
Томас с неудовольствием отстранился:
– Я и своей-то грамоты не очень… а тут еще буквы вовсе не людские…
– И не кириллица, – сказала Яра со вздохом. – Те бы я прочла…
Томас с сочувствием смотрел на ее помрачневшее лицо. Яра закрыла глаза, шевелила губами.
– Это черты и резы. Мой старый учитель знал этот язык. Но меня уже не учил, этот остался языком волхвов и ведунов. Но я была любопытная, я подсматривала тайком… Неужели Вещий Олег и это предусмотрел?
Томас смотрел неверяще.
