Рука калики скользнула под спину усопшего, пошарила. Томас следил за лицом волхва, видел, как на нем появилось чувство глубокого удовлетворения.
Очень медленно рука калики начала появляться из-под мертвого исполина. Пальцы были стиснуты на крестообразной рукояти меча. Томас затаил дыхание, потому что лезвие меча все длилось и длилось, а когда наконец показался узкий конец, Томас мог поклясться, что не видел меча длиннее.
Калика встал во весь рост. Меч в его руке внезапно вспыхнул голубыми искрами. Ржавая короста осыпалась, он заблистал радостно и победно. Лицо калики осветилось, в нем чувствовалась сила, превышающая человеческую, только в глазах не было ликования.
Когда он вытряхнул золотые монеты из чаши в карман, Томас протянул ему руку. Калика ухватился, вылез, не выпуская меч, а Томас зашипел и подул на пальцы. То ли калика сдавил, не рассчитав силы, то ли от странного меча через калику хлестнула странная мощь…
– Как зовут этот меч? – спросил он.
– Громобог.
– Странное имя.
– Хозяин этого меча однажды сразил… даже бога.
Томас ощутил священный трепет. Любовь к оружию в крови настоящих мужчин, любовь к хорошему оружию может превозмочь любовь к женщине, власти, королевству, но что может сравниться, когда видишь абсолютное оружие?
– Кто им владел?
– Твой предок, – ответил Олег просто. – А теперь ты.
Он протянул ему меч. Томас отшатнулся, смотрел потрясенно. Услышал, как вздохнула Яра. Очень медленно опустился на одно колено, бережно принял обеими руками меч своих предков, коснулся губами лезвия.
– Клянусь… – сказал он дрогнувшим голосом. – Клянусь… Всем сердцем и бессмертной душой клянусь…
Он не мог продолжить, голос задрожал так, что боялся сказать слово, но, похоже, его поняли. Как калика, так и Яра.
– Когда-нибудь я расскажу тебе, – пообещал Олег. – У него была страшная и красивая жизнь, полная подвигов и печали… любви и предательства… всего хватало, всего было с избытком!
– Как звали этого древнего героя?
– Англ, сын Гота.
Глава 4
Потрясенный, Томас молчал, будто на голову падали не осенние листья со столетних дубов, а сами дубы. В ушах гудело, будто деревья падали на голову без шлема. Неужели он коснулся святыни святынь – меча легендарного прародителя всего племени, когда-то крохотного, а теперь уже могучего народа англов?
Пальцы робко коснулись рукояти старинного меча. Голос был слабенький, таким Томас никогда раньше не разговаривал.
– Этим мечом… все еще можно сражаться?
– Это не простой меч. Когда Англа положили в эту простую гробницу… я когда-нибудь расскажу, почему мы похоронили его так просто… то, как ты знаешь, герои не уходят из жизни, не сказав последних слов мудрости, и… Ладно, об этом тоже потом. Но даже в могиле герои остаются героями. Даже свершают великие деяния.
Томас слушал так, как не слушал никогда даже Священное Писание. В этот момент с него можно было снять доспехи, отобрать чашу и даже раздеть догола на пронизывающем британском ветру.
Калика сказал с уважительным удивлением:
– Я не знаю, как это ему удалось, у героя свои пути, но… часть души Англа перешла в его любимый меч.
Томас ахнул, с бережной опаской коснулся рукояти меча. Та была теплой, несмотря на встречный холодный ветер.
– Я его понимаю… Но что это значит теперь?
– Это честный меч. И от других требует того же.
Томас смотрел непонимающе. Яра спросила тихо:
– Требует?
– С простым мечом бьется как меч простого воина. Когда сталкивается с зачарованным оружием, он… перестает быть таким простым!
Когда опустили могильную плиту на место, Томас благочестиво перекрестился, не очень-то веря калике, что прародитель англов жил в такое время, что Христа – страшно подумать! – еще не было на свете. Но все равно, пусть почиет в мире и благодати. Даже если язычник.
Томас мгновение постоял с опущенной головой, стараясь вспомнить слова молитвы. Войсковой капеллан говорил, что латинских фраз одна иль две в его пустой застряли голове, но то, что Томасу приходило на ум, мало напоминало молитвы.
К счастью, он услышал стук копыт. Нет, даже звон подков тяжелого рыцарского коня. Это было знакомо, и Томас, сразу повеселев, бросил ладонь на массивную рукоять меча своего предка.
– Семеро!
