Время от времени проносились через облачка крохотных – не крупнее кулака – спор. В синеве мелькали серебристые пучки паутины, посредине обычно блестели капельки – молодые паучки. Трижды мимо пронеслись к земле, завихряя воздух, тяжелые и огромные, как джамп, семена мегадеревьев, спеша воткнуться в почву. Когда джамп влетел в густую тень мегадерева, воздух заполнили рыскающие бакты – укрытые плотной шкурой, часто-часто дергающие длинными хвостами.
Семен в какие-то моменты успевал увидеть блеснувшие молекулы запахов, но лишь как слабые прочерки контрастного цвета на синеве. Однако варвар, судя по его решительному виду, успевал держать след, видел или чувствовал картину, составленную из запахов, звуков, тепла. Сейчас он дергался меньше, иногда застывал, словно отдыхая от страшного напряжения. Не поворачиваясь к Семену, похлопал по бурдюку. Химик с благодарностью припал иссохшимся ртом, жадно потянул теплую, прогретую солнцем воду. По всему телу пошла приятная щекотка, скукожившиеся клетки спешно наполнялись влагой, а незримые обручи, сжимающие череп, раздвинулись.
Измученный, он прижался к хитиновой плите, с тоской спрашивал, его ли дело ломиться через джунгли? Переоценил Соколов, здесь даже варвару несладко, хотя родился здесь, выжил, иного не знает… Правда, другие ученые на Станции еще беспомощнее, чем он, кое-что повидавший в прошлой жизни, их даже тли перебодают, но все равно Соколов послал их на невыполнимое!
Джамп сложил крылья еще в полете, вниз падали по широкой дуге. Появился и быстро вырос зеленый толстый ковер листа, распался на вздутые сегменты. Джамп обрушился как падающая скала, Семен инстинктивно ожидал чудовищной перегрузки, в Старом Свете это вообще в лепешку… но зеленый лист лишь мягко закачался, а джамп даже не согнул при посадке лап.
Семен закрыл глаза, борясь с тошнотой. Это не лист покачивается, а весь мир сошел с ума. Мышцы горят от перегрева, хотя вроде бы ничего не делал, только жалко пытался удержаться на этом прыгающем и взлетающем, прыгающем и взлетающем… Суставы жжет, как в печи, сквозь кожу видно, как вздулись и покраснели от прилива крови.
– Не двигайся, – донесся негромкий голос варвара, – не говори громко.
Яркие крылья джампа медленно втянулись под вздыбленные, серые, как земля, надкрылья. Те опустились, скрыв блистающую радугу. Джамп превратился в засохший комок грязи, что уже давно упал с высоты на лист. Варвар ухватил сумку-бурдюк, кинжал уже торчал за поясом, арбалет выглядывает из-за спины. Одним прыжком оказался на листе, нетерпеливо оглянулся на химика.
Семен разжал руки, мешком свалился варвару под ноги.
– Надо бы его… на ствол. Там зелено, джамп с ним сольется…
Варвар кивнул с отсутствующим видом:
– Ты прав, но дракон больше не нужен.
Сердце Семена екнуло, варвар внезапно рухнул с листа. Когда Семен опасливо свесился с края, далекая фигурка быстро уменьшалась, а внизу качаются гигантские листья, видны исполинские бревна веток мегадерева, еще ниже стоял Туман. «За кого меня принимает, – подумал Семен тоскливо. – Я же здесь беспомощнее тли!»
Торопливо скакнул следом, повернулся головой и даже руки вытянул, чтобы меньше тормозиться о воздух. Вверх пронеслись оранжевые искорки, молекулы запаха, который показался Семену странно знакомым. Он извернулся, в спешке перекувырнулся, с размаху упал плашмя. Варвар недовольно оглянулся. Он прятался за кольцевым наплывом сверхплотной древесины мегадерева, арбалет держал в руках. Семен подполз, на ходу соображая, что оба на верхней ветке мегадерева. Значит, на немыслимой высоте, до земли падать версты.
– А почему не нужен? – прошептал он.
Он все косился наверх, где на верхнем листе висел их серый дракон. Слишком усталый, чтобы двигаться, тот завис недвижимо, затем жадно загреб передними лапами молодой листок, сунул в пасть. Мандибулы заработали, как резцы угольного комбайна. Коричневая слюна повисла на максилах, пошла пузырьками. Пасть двигалась как молотилка, перемалывая сочный молодой стебель, под которым спрятался бы вертолет. Через четверть часа, а то и раньше дракон будет готов к новому странствию.
– Не догадываешься? – спросил варвар. – Взгляни-ка.
Семен осторожно свесил голову. Ахнул, отшатнулся. В узкую щель между веткой и неспокойными листьями увидел далеко внизу самый странный город, какой только мог вообразить.
Молодые ветви усеивали огромные шары зеленых галлов. Все, похожие на гигантские газгольдеры, располагались на расстоянии прыжка один от другого. В центре бугрилось огромное желтое строение из хвои, пластин коры и канатов паутины. Семен содрогнулся: успел увидеть, как из щелей галлов просовываются шевелящиеся щупальца, дергаются, исчезают, протыкают непрочные стены. В какой-то момент живые прутья торчали со всех сторон, превратив отвратительный галл в подобие чудовищного ежа. Семен вздрогнул, сообразив, что все гигантское сооружение – ясли, конюшня, где выходят из яиц беспомощные личинки джампов, линяют, растут в безопасности, где их приучают слушаться седоков…
По нижней ветке между наростами галлов сновали полуголые люди. Когда нужно было пробежать больше, чем два-три шага, многие опускались на четвереньки. Влад брезгливо дергался, скрипел зубами. На лице его Семен видел, помимо ярости, и сильнейшее отвращение, словно он присутствовал при свершении немыслимой гнусности, непристойности, превосходящей всякое воображение.
– Их не так уж много, – прошептал Семен. – Помещаются на одной ветке!
Он насчитал двадцать галлов, пропустив конюшню. Правда, в каждом галле поместится сотня человек, но вряд ли живут так скученно.
– А ты знаешь, – сказал Влад, не поворачивая головы, – что такое термиты?
Семен, конечно, знал, что термиты именно в тесноте, жуткой скученности черпают комфорт. Им жизненно необходимо, чтобы они на отдыхе сбивались в тесные кучи, касались другу друга… Но откуда это знает дикарь? Тем более само слово «термит»?
– Уверен, – спросил он, – что Кася здесь?
Влад молча кивнул на скопление галлов. Семен до боли таращил глаза, но зеленые шары все как один – круглые, с пористыми стенками.
– А… в каком из них?
