– У меня есть другой план, – возразил Павлин. – Я предлагаю продолжить рейс, пока беглецы с «Зари» не успели сообщить о нас в Березник.
– Туман, Павлин Федорович, – предостерегающе сказал капитан «Мурмана».
– Я и надеюсь на туман… – упрямо возразил Павлин. – Я пойду первым. А «Любимцу» и «Могучему» предлагаю поддержать меня во время боя. Ясно?
Люди молчали. Стоявшие у стола капитан «Мурмана», командиры десантных отрядов Воробьев и Ванек Черкизов разглядывали карту Двины.
– Здесь узкость… – сказал капитан «Мурмана». – Здесь фарватер – боже упаси! Тут сплошная узкость, перекаты.
– Нельзя ли обойтись без митинга? – перебил его Павлин.
– Чего думать-то? – вдруг сказал своим звонким голосом Ванек Черкизов. – Все равно лучше Павлина Федоровича не придумаем.
Павлин почти с нежностью посмотрел на молодого матроса. После Шенкурска он полюбил этого юношу, почувствовав в нем ту внутреннюю душевную чистоту, которую привык искать и ценить в людях. Все нравилось ему в Иване Черкизове: и живость характера, и честная прямота взглядов, и юношеская грубоватая откровенность, и горячие, с длинными ресницами, черные глаза, и пышные вьющиеся волосы, и даже маленькая, будто проведенная углем полоска усов.
– Верно, Ванек, – поддержал Черкизова командир десанта Воробьев. – Двум смертям не бывать… По всем фронтам нынче коммуна грудью идет. Не мы одни!
– Правильно, друже! – с облегчением сказал Павлин. – Конец запорожскому вече!..
Он вздохнул и, поискав глазами своего вестового, подозвал его:
– Соколов, есть ли что-нибудь, чем слаб человек? Угощай командиров…
Выпивка и закуска заняли не больше пяти минут. Черкизов обычно не пил. Водка немедленно вгоняла его в сон, голова тупела, язык ворочался с трудом. Сегодня же он выпил наравне со всеми. Нервы его были так натянуты, что, опрокинув одну за другой две рюмки, он ничего не почувствовал.
Получив от Воробьева последнюю инструкцию, Черкизов отправился на буксир «Любимец», куда был погружен десант. Воробьев остался на «Мурмане» с артиллеристами.
– Ни пуха ни пера! – крикнул Павлин вдогонку отъезжавшим.
– Есть ни пуха ни пера! – звонко ответил Черкизов, редко и сильно взмахивая веслами. Вынимая весла из воды, он почти не подымал их, а ловко переворачивал на ходу, и тыльной стороной лопасти они скользили по воде, как по шелку.
– Ну и гребет… – наблюдая за Черкизовым и любуясь им, сказал Павлин стоявшему рядом с ним капитану «Мурмана». – Ничему я так не завидую, как здоровью, силе и молодости. Красота!
Они помолчали.
– Ты, я вижу, не в восторге от моего плана? – проговорил Павлин.
– Почему? – Капитан пожал плечами.
– Мы не делаем ничего необыкновенного. Воробьев абсолютно прав. Иначе поступать невозможно.
– Пожалуй, – задумчиво сказал капитан.
– Не пожалуй, а точно, – уже начиная горячиться, возразил Павлин. – Прошло лишь несколько дней, а эти проклятые интервенты уже здесь… На среднем течении Двины… Отступи мы сейчас – через двое суток они появятся под Котласом! Ты представляешь себе, что тогда будет?
– Проучить, конечно, их следует, – все с той же задумчивостью произнес капитан.
– Да не проучить!.. Этого мало! Вцепиться им в горло зубами! И бить их, не щадя живота. А там будь что будет… Не стану скрывать, драка предстоит серьезная. Приготовься, друг, ко всему.
Они поднялись на капитанский мостик.
– Как механизмы? – спросил Павлин. Капитан уверил его, что механизмы исправны. Павлин посмотрел на часы.
– Давай отправку! – приказал он.
Капитан передал его приказание в машинное отделение.
3
Буксиры двигались во мгле будто ощупью. Даже берега угадывались с трудом. Огни были потушены, и на искру, вдруг вылетавшую из трубы, смотрели с опаской. Шли самым тихим ходом, чтобы противник не услышал шума работающих машин.
Павлин стоял на палубе «Мурмана» рядом с капитаном.
– Тише нельзя? – спросил он.
Капитан только отмахнулся.
– И так идем святым духом, Павлин Федорович.
Возле орудий прилегли артиллеристы. Курить не разрешалось, и это, пожалуй, было мучительнее всего.
«Мурман», «Могучий» и «Любимец», шедшие кильватерной колонной, не видели друг друга. Чуть слышно шлепали по воде колесные лопасти. Буксиры уже миновали устье Ваги. Все просторнее развертывался самый широкий плес среднего течения Двины.
Неожиданно впереди показались огоньки. Люди на палубе зашевелились.
– Никак Березник? – спросил Павлин у капитана.
– Он самый, – тревожно покашливая, ответил капитан.
– О «Заре», очевидно, ничего не знают…
– Должно быть… Думают, что мы уже разбиты. Сказать по совести, Павлин Федорович, даже не верится, что мы сюда пришли. Все это уж очень предерзостно.
Они поднялись на капитанский мостик. По палубе, готовясь к бою, забегали артиллеристы. Теперь уже можно было разобрать, что огни в Березнике горят не на берегу, а на стоящих у пристани судах. Павлин насчитал пять неприятельских пароходов.
– Вот к этому направляй! К большому, пассажирскому… – приказал Павлин. – Полный вперед!
Белая масса пассажирского парохода приближалась. Теперь можно было не таиться.
Над рекой пронесся условный гудок. «Мурман» подзывал к себе «Могучего» и «Любимца». Перегнувшись через поручни, Павлин громко крикнул:
– Огонь, ребята, по интервентам и белякам!
Грянул залп из двух орудий. Первые снаряды разорвались в Березниковском порту. На одном из пароходов взметнулось пламя.
– Не замирай, ребята, не замирай! – кричал Павлин. – Не жалей снарядов!
На подровнявшемся к борту «Мурмана» пароходе «Любимце» он увидел силуэт Черкизова.
– Эй, Черкизов! – крикнул он, приставляя к губам рупор. – Помогай нам, разворачивайся… И ходу! Жарь по пристани!
На быстром ходу, непрерывно стреляя из орудий, пулеметов и винтовок, суда прошли Березник. Затем «Мурман» повернул назад, приблизился к берегу и пошел вдоль него, стреляя правым бортом. Буксир «Могучий» повторял все маневры «Мурмана». Противник сначала огрызался пулеметным огнем, потом тоже перешел на артиллерию. Вражеские снаряды рвались на плесе. Огни выстрелов непрерывно озаряли его.
– Вы только вообразите, ребята, какой там теперь тарарам… – говорил Павлин, спустившись с мостика и указывая бойцам на огненные столбы пожара. На берегу, у самой пристани, горел дом. Тень от него, точно огромное черное крыло, колыхалась по обрывистому, крутому склону.
Пароходы противника, скопившиеся у пристани и причалов, стояли неподвижно. Внезапный набег словно сковал их. До сих пор они чувствовали себя здесь в полной безопасности и не могли сразу поднять давление в котлах. Один из пароходов горел. При свете пожара были ясно видны мечущиеся по палубе фигуры. Но вражеская артиллерия действовала все сильнее. Спрятанная где-то за домами, она осыпала плес шрапнелью. На «Мурмане» появились раненые.
– Еще восьмерку? – спросил капитан, когда Павлин снова поднялся на мостик.
– Давай еще, – ответил Павлин.
Буксиры уже сделали несколько заходов. Вражеские пулеметы не умолкали. «Мурман» находился теперь в трехстах саженях от берега. Левая его пушка вышла из строя, и буксиру пришлось описывать круги, чтобы
