– Таня…
– Молчи… Это неправда, что ты там родился… Ты просто взял и пришел, а откуда, никто не знает, ты и сам не знаешь… Я разговаривала с твоей матерью… спрашивала, спрашивала… сердце нельзя обмануть… она тоже не знает, откуда ты взялся… Это ведь только маскировка, что ты – Дерюгин, что у тебя отец, мать, брат в Густищах… простые, земные… теплые, во всем понятные… А Егорушка – какая прелесть… ну почему не он, а ты, неизвестно, кто и что рядом? Боже мой…
– Таня…
– Молчи… Я теперь ведь знаю, почему тебя все время куда-то тянет… Ты ищешь… близких… подобных себе… А их нет на земле… я боюсь… а если ты что-нибудь отыщешь? А я?
– Таня…
– Нет, нет… ничего. Ты ведь меня не забудешь… ведь забыть ничего нельзя… Молчи, я все теперь знаю. Тебя ведь ничем не удержишь, не привяжешь… ты ведь раз и навсегда околдован звездами… я всего лишь женщина… Ни я, ни ребенок не заменят тебе звездного яда… А мне скоро рожать, Дерюгин… Мне сейчас муж рядом нужен… – Стиснув руки на коленях, она слегка ритмично и как-то слепо раскачивалась. – Вышла бы я замуж за Борьку Грачевского, он бы от меня ни на шаг… тебя же я совсем почти не вижу. Вспомни, сколько раз за последний год мы были вместе? Чтобы нам хотя бы день или два никто не мешал? А то ты вдруг совсем исчезаешь… на месяц, на два… еще больше, – говорила она, чувствуя, что он уже полностью давно не с ней, а где-то там, в том страшном и темном, чего она не могла и не хотела ни понять, ни принять и против чего восставало все ее измученное ожиданием существо, и опять в ее голосе звучала древняя, как сама жизнь, любовь и тоска. – Эх, смотри, Дерюгин… отомщу…
Из своего далека он взглянул на нее зелеными сейчас, смеющимися глазами.
– Ну, ты хоть поведай, как? – спросил он.
– Выйду замуж за Борьку Грачевского, – ответила она с тихой угрозой в голосе. – А с тобой разведусь, вот как я с тобой расквитаюсь…
– Черт, – дернул он головой – Такое действительно может придумать только женщина…
– Не только придумать но и выполнить. – Таня как-то слепо смотрела мимо него. – И Грачевский будет Директором вашего института, а его жена, то есть я, брошу свою дурацкую журналистику, нашью самых модных туалетов и заделаюсь директрисой. Еще поеду с ним на Международный конгресс… вот, Дерюгин…
– Хватит, – рассердился Николай. – Ты мне смотри, ты шутить так не смей! Я тебе дам Грачевского! – Он стремительно встал, подошел к Тане, зажал ее лицо в свои ладони, и они, встретившись глазами, долго молчали.
– Таня… Таня… Ты же давно знала меня… Разве любовь в том, чтобы все время рядом и рядом? А? Ты же давно это знала… в чем же дело, дурочка ты моя?
– Я все это знала, Коля. – Таня не отрываясь что-то искала в его глазах. – Вот самого главного не знала… Самое главное в другом… баба я, Коленька, ох, какая баба… Такая баба… даже родить от тебя счастье… Что же это такое, Коля? Зачем же это?
– Ну, Танюша, это все у тебя вот от этого. – Николай прижался лицом к ее выпуклому, тугому животу. – Слушай…
– Нет, нет, Коля, – живи так, как ты живешь, – перебила она его. – Я же знаю, иначе нельзя, ты меня возненавидишь… если… да что об этом! Это твоя жизнь, ты ведь никогда не простишь мне, если все будет иначе…
– Брось, Танюш, – попросил Николай, – Увидишь, все у нас будет отлично. Ну, честное слово!
– Я знаю, – отозвалась она, прижимая его голову к себе и зарываясь пальцами в его густые темно- русые волосы – Знаю… только ничего не могу поделать… Меня словно кто подменил… Так смертельно хочется, чтобы мы однажды хоть раз уехали к синему морю, были бы там совершенно одни… Только мы, и больше никого и ничего… Волны одна за другой, песок… мягкий, шелковый… Коля, помоги мне справиться…
– Только подскажи… я на все готов. Что нужно для этого сделать? – спросил он, поднимая к ней оживленное лицо. – Море я тебе обещаю скоро…
– Но ты сейчас сделай что-нибудь, придумай, – потребовала она, и Николай, вскочив, погасил свет, быстро подхватил ее на руки и, смеясь, часто целуя ее, стал в полумраке кружить по комнате.
– А может, сообщить твоим отцу с матерью? – спросила Таня. – Пусть бы приехали…
– Этого нельзя, Танюш, – сказал Николай. – В свое время все им сообщат. Ты же не одна остаешься, тетке позвони, она только обрадуется. Аленка рядом, придет в любой момент, если нужно будет… А сейчас я тебе песенку спою… слушай…
Здорово, правда?
Она потянулась к нему, поцеловала и, подумав, засмеялась, он осторожно опустил ее на тахту, сел рядом; небо в большом венецианском окне, усыпанное звездами, притягивало, и оба они затихли, почувствовав его властный, непреодолимый зов.
– О чем ты думаешь, Коля? – спросила Таня, не отрываясь от его смутно белевшего лица. – Ты уже там?
– Не знаю, – словно очнулся он. – Я не могу тебе всего передать, объяснить… Думаю над твоими словами, – он опустился с ней рядом навзничь, и в его широко открытых глазах дрожал далекий и сумеречный свет. – Миллионы и миллионы сгорели, так и не смогли заглянуть за эту завесу… А ведь каждый из них так или иначе хотел этого… И Лапин тоже… Таня, там что-то есть, кто то когда-то должен прорваться. Ведь недаром дети летают во сне и видят необъяснимое…
– Коля, эта сказка с добрым концом? – спросила она, задерживая дыхание; она нащупала его руку, долго рассматривала ее, затем поцеловала и положила себе на живот. – Он ведь тоже ее слушает, твою сказку…
