Юный Шуйский словно ждал от более опытного соседа одобрения своим приказам и боярин Умильный согласно кивнул:
– Лепо. А сигнал кто даст?
– Мы дадим, как на место выйдем. Татары ужо переседлались, а кованая рать еще только собирается. Уставших коней здесь под присмотром пары холопов оставим, чтобы на последнем переходе не мешали.
Илья Федотович снова согласно кивнул. Молодец мальчишка, толковый воевода из него вырастет.
Правда, за задержку кованой рати бояре беспокоились напрасно. Немногим более сотни воинов собрались все вместе всего за четверть часа, пересели на свежих коней и вытянулись в длинную цепочку, идущую по узкой тропинке вдоль реки. Примерно через полверсты березняк на левом берегу оборвался, взглядам открылось обширное колосящееся ржаное поле. Хлеба топтать – оно конечно грех, но случаются беды и куда более страшные. Посему всадники пересекли вброд мелководную речушку, собрались на поле в плотный отряд и слитной, сверкающей железом массой двинулись вперед. По сигналу Федора Шуйского требовательно заиграл трубач, еще и еще. Вскоре откуда-то издалека ему ответил другой.
Разумеется, засевшие в Пароне степняки не могли не услышать этой переклички – но и изменить что- либо они так же не могли.
Кованая рать перешла на рысь, разгоняясь по золотистым хлебам. Впереди уже виднелось несколько собравшихся вокруг колодца с высоким «журавлем» дворов, разбегающиеся к стреноженным за околицей коням люди. Умильного неприятно удивило отсутствие у разбойников шатров и малое количество коней – но до деревеньки оставалось всего полверсты, и руки уже привычно тянули из колчана тугой лук, натягивали звенящую тетиву.
Зажужжали, подобно злобным осам, летящие в сторону врага стрелы. Со стороны соснового бора показался еще один конный отряд, так же закидывающий непрошеных гостей из луков. Разбойники, сбиваясь в единое войско, так же попытались отстреливаться – на атакующую кованную рать посыпались стрелы с гранеными бронебойными наконечниками, то тут, то там стали слетать на землю витязи. Илья Федотович злобно зарычал, почувствовав, как чиркнула по спине вражеская сталь, как содрогнулось от попадания седло – он кинул лук обратно в колчан, выхватил из веревочной петли рогатину, опустил ее острие вперед, готовясь к удару – но так далеко мужество степняков не простиралось. Когда до сближающихся с двух сторон ратей осталось не более двух сотен шагов, разбойники дружно развернулись и во весь опор помчались прочь, по единственному оставшемуся для них пути – мимо Елового распадка, через Лысую вязь. Бросив на единственной улочке деревни и в поле за ней несколько распластанных человеческих тел и два десятка хромающих или бьющихся на земле раненых коней, полутысячная орда во весь опор неслась по дороге, выхлестываясь в обе стороны за ее пределы и даже не пыталась отвечать на жалящие ее в спину стрелы.
Боярин Умильный придержал поводья и поднял рогатину. Он знал, что через полторы сотни саженей дорога повернет в густой ельник между холмов, и стрелять станет бесполезно. Дальше начнется болото – проходимое, если знать надежные тропы. Но сечи на узких тропинках быть не может. Разве только удастся порубить несколько отставших или заплутавших степняков, да и только. Еще и сам, чего доброго, в бездонную яму попадешь. Но основная масса разбойников уйдет. Коли к топи повернули, не испугались – стало быть, тропы знают. Или сами тут бывали, или проводников нашли.
– Больно просто все оказалось, Илья Федотович, – высказал вслух тревожащую боярина мысль подъехавший Касьян. – Пришли через болото, грабить никого не стали, даже до Зоринской усадьбы не дошли. А как ополчение появилось, назад повернули. Без чести, без добычи. К чему приходили?
– Как бы не за ополчением, Касьян, – вздохнул боярин Умильный. – Нас они сюда выманивали. А биться и не собирались. Зачем?
Неспешным шагом доехав до деревни, он спешился – от удара ноги с сухим треском сломалась стрела, по самый наконечник вонзившаяся в заднюю луку. Илья Федотович выругался, попытался выломать из обитого кожей дерева сам наконечник, но не смог. Боярин махнул рукой и вошел в ближайший двор. Сено из стога надергано – это понятно, коней разбойники кормили. Но вот двери дома и сараев не выбиты, раскрытыми стоят. Ничего по двору не раскидано. Боярин заглянул в один сарай, в другой – крови нет. Изба затоптана грязными сапогами, пара сундуков стоит распахнутыми, вокруг валяются старые, серые от времени наматрасники, рваные рубахи. Но, опять же – нет крови. Разбитых кувшинов или мисок – тоже. Красный угол пустой – а икону басурмане красть не станут, не притронутся. Получается – не застали врасплох хозяев. Успели смерды вовремя куда-то в схроны лесные уйти, скотину угнать, самое ценное из домов вынести. Никакой добычи здесь степняки не нашли, только старье, никому ненужное. Но что же они тогда делали в Парне полных три дня?
Илья Федотович вернулся к коню, поднялся в седло. Нашел взглядом Шуйского, направился к нему.
– Уходить надо, боярин Федор. Думы меня мучат нехорошие.
– Какие думы, Илья Федотович?! – громко отозвался веселый Ардаши, поднимая перед собой за волосы отрезанную голову с открытыми закатившимися глазами. – Ты сам посмотри, какой же это татарин? То вотяки приходили воду мутить. Псы трусливые, а не воины. Сегодня к вечеру мои нукеры прикатят сюда все их головы до единой.
– Твои нукеры храбры, Иса Камович, – спокойно ответил боярин Умильный, – но чтобы перерезать вотяков, их в Лысой вязи нужно сначала найти. К тому же, вы, татары, всегда были еще и быстры, а потому вполне сможете догнать нас на обратном пути, собрав все головы, которые вам только попадутся. – И, снова повернувшись к молодому Шуйскому, Илья Федотович добавил: – Парон наша деревня. Добычи нам тут не взять, ловить некого. А коли победу праздновать – так сие лучше в своей усадьбе делать, а не в лесах далеких.
– Хорошо, – после короткого размышления кивнул тот. – Возвращаемся.
Андрей проснулся от стука двери, поднял голову и торопливо прикрылся одеялом, увидев хмурую Прасковью.
– Привет! А я теперь знаю, что неженат.
– Здравствуй, служивый, – девушка положила на табурет выстиранную и высушенную одежду. – Сейчас снедь принесу.
– Постой, – подтянув одеяло на колени, сел на тюфяке Матях. – Смотри сюда. Видишь, руки загорелые? А полос на пальцах нет. Стало быть, ни колец, ни перстней я не носил. Неженатый я, это точно.
– Да, боярин Андрей, – кивнула Прасковья и повернулась к нему спиной.
