Купец и боярин разом пришпорили лошадей и почти одновременно спрыгнули на землю рядом с Матяхом.
– Тут ужо явное душегубство, – довольно рассмеялся Умильный. – Прав ты, купец, в земскую избу нужно нам с тобой ехать. Ой нужно…
– Нет, – мотнул головой растерявшийся купец. – Не знаю я их… Не видел…
– Ермила, – подозвал самого широкоплечего холопа Илья Федотович. – А ну, выкидывай тюки на траву.
– Зачем кидать? Это же шелк, боярин! Он на вес золота! Чистое серебро! Серебро попортишь! – заметался торговый человек, но Ермила невозмутимо принялся выполнять приказ, и вскоре все увидели лежащих на дне повозки мертвецов: чернобородого, с изломанным и окровавленным лицом, и усатого, под гладко выбритым подбородком которого темнел короткий разрез.
– О-о, гость дорогой, да по тебе явно Разбойный приказ скучает! Мертвецы, обличающие деяния твои, имеются. А остальное ты кату на дыбе расскажешь, как в допросную избу отвезем. Прохор, Ефрем, вяжите станичника.
– Постойте! – вскинув руки, попятился купец. – То не мои люди! Шел обоз по дороге, мы их и увидели на земле, мертвых. Вот и подобрали. До храма ближайшего довести, батюшке передать. Дабы отпел, земле предал по-христиански. А то грех. Люди все ж, а брошены, ако псы безродные.
– Сие поступок добрый, – согласно кивнул Илья Федотович и размашисто перекрестился. – С мертвыми на Руси не воюют. Пусть на земле освященной лежат. А торговый человек-то мирным и богобоязненным оказывается… А, служивый?
– Третий был, – негромко сообщил Матях. – Лучник. Молодой, безусый. Я его в левую ногу ранил, чуть выше колена. Так что, хромать он должен, и перевязку иметь. Рана свежая, узнать легко.
– Слыхали? – кивнул холопам Умильный и те, обнажив сабли, двинулись вдоль обоза.
– Я вижу, боярин, – облизнул мгновенно пересохшие губы купец, – благое дело ты делаешь, пути торные от татей-душегубов освобождаешь. Вот, прими за это от меня благодарность бескорыстную.
Торговый человек распахнул ферязь, отцепил с пояса тяжелый матерчатый мешочек с вышитой на нем змеей, протянул Андрею.
– Серебро доброе, новгородское.
– Служивый кровь свою пролил, коня в сече потерял, а ты от него серебром откупиться хочешь? – удивленно приподнял брови Илья Федотович. Купец тяжело вздохнул и отстегнул еще один кошель.
– За хлопоты и расходы благодарность мою прими…
– Есть! Ага! – Ермила за шкирку содрал с повозки одного из возниц, немедленно дал ему в зубы, потом еще и еще. Секундой спустя запустил руку под мешковину и достал оттуда лук.
– Забери у него эти деньги, служивый, – спокойно попросил Илья Федотович. – На дыбе они ни к чему.
– Помилуй, боярин… – куда только пропала гордая осанка торгового гостя? Он побледнел, губы тряслись. – То ребята молодые побаловали. Кровь горячая, ум короткий. Ущерба не принесли, виру за коня и обиду я заплатил…
– Виру ты заплатил за то, на чем тебя поймали, купец, – сухо парировал Умильный. – А воевода захочет узнать обо всем. Немало у нас последние годы смердов и путников одиноких безвестно сгинуло. Вот и расскажешь, кто из них на твоей черной душе оказался.
Ермила приволок разбойника и кинул его перед боярином на колени. Пленник выглядел жалким – уже не на двадцать, а от силы на пятнадцать лет. Вместо душегрейки на нем была сатиновая косоворотка, серьги пропали, но под широкими свободными шароварами легко различалась перевязка на левой ноге.
– Он? – спросил Умильный.
– Он, – кивнул Матях.
– Будет чем ныне воеводе перед государевыми дьяками хвастаться, – кивнул Илья Федотович, взял у Ермилы лук, словно составленный из двух маленьких, с локоть длиной, склеенных посередине. – Ты смотри, рукоять плоская, шелком клеен, резьба на дуге. Лук-то османский, дорогой. И зачем такой торговому гостю?
– Вот тебе крест, боярин, – опустился на колени купец, – нет на мне крови, душ христианских. Издалеча иду, никогда здесь не бывал, никого не трогал.
– Откель?
– Далеко иду. От самого Самарканда.
– Вот как? – боярин молча передал лук Андрею, заложил руки за спину. – Как же ты шел?
– От Самарканда по Яксарату[90] до моря, там торговым путем до Тобола, мимо Уфы[91], на Анареченскую дорогу и сюда.
– Полона, что татары гнали, на Анареченской дороге не встречал?
– Нет, боярин.
– Лжешь! – неожиданно взъярился Илья Федотович и схватился за саблю.
– Ей Богу, не встречали никого, – перекрестился купец. – Любого из людей моих спроси.
– Правду, молви, смерд. Меж смертью и животом выбираешь… – кончиком сабли боярин приподнял подбородок торгового гостя, взглянул ему в глаза. – Истину знать хочу!
– Не встречали никого, боярин, – неожиданно подал голос паренек. – Помилуй дядьку мого Христа ради. Я баловал, мне и ответ держать. Хочешь, в закуп пойду, хочешь, виру назначай.
