– Кому ты нужен в закупе, безногий, – поморщился Умильный. – Да и не судья я на государевых землях. То воеводе, да людям, земством избранным, решать[92].
– Воля твоя, боярин, – склонил голову парень. – Дядьку отпусти. Не знал он. Вперед послал, тракт лесной посмотреть. Мы с братьями одни путника пугнуть решили.
– То слова пустые, – Илья Федотович опустил клинок. – А вот где гулял твой дядька, то еще проверить надобно. Может, у Самарканда. А может статься, тут по чащобам обитает, да товар с людей проезжих шибает. Давай, гость торговый, сказывай. Как шел, где. Что видел, с кем знался?
– Из Самарканда я девяноста днев назад отправился. Горной дорогой к озеру Айдаркул шел, оттуда по Яксарату к морю отвернул. Жарко там, и песок один. Мало кого встречал, товаром не торговал. Навару мало, коли рядом с прежним торгом дела вести. Сорок дней шли, потом на север повернули, к Тоболу.
– В степи встречал кого?
– А как же, боярин, видел. Кочевье рода Гиджаков встретил, почти у моря. Аманжолы встретились, земли Джансугуров пересекали, на пастухов наткнулись. Сказывали они, ногайских татар много в степи появилось, но мы не видели. У башкир встретили два ногайских рода, от Уфы неподалеку. Они, вестимо, с Волги. От гнева государева ушли, как заместо Ямчургея хан Дербыш в Астрахани сел. На ножах они с нынешним ханским родом.
– Что за татары?
– Кочевье хана Арима из рода Исанбетовых и бея Салиха Такташа.
– Где встретил? – по спине Умильного пополз холодок от предчувствия удачи.
– У Бакаевского леса. Там испокон веков кочевья Аблаевские были. Они по весне даже земли распахивали, чатей сто, а то и более. И каженный год на зимовку в те места возвращались. Между реками Чермасан и Севада.
– Чермасан? – хмыкнул Илья Федотович. – Какая же это река? Воробей с берега на берег перескочит.
– Там они и стояли, – торопливо закивал купец. – Бей Салих ближе к лесу, а хан – на другом берегу, верстах в десяти выше.
– Хана видел?
– Нет, – мотнул головой торговый гость. – Токмо бабы, дети, да старики. На товар и смотреть не стали.
– Когда ты их кочевья миновал?
– Так… – замялся купец. – Дней десять будет, не более.
– Дней десять… – Илья Федотович кинул саблю в ножны, прикусил губу. Потом повернул голову к Андрею: – Так что, простишь их, служивый, али к хлыновскому воеводе повезем?
И тон, и поведение Умильного говорили о том, что ему сейчас явно не до поездки в далекий город, что гложет его какая-то тревожная мысль, и Матях мотнул головой:
– Черт с ними, пусть проваливают.
– Это ты верно заметил, служивый. Душу Диаволу они продали, в царство небесное им не войти, – согласился Илья Федотович. – Но Бог велел прощать. Коли ты прощаешь… Ефрем!
Боярин взмахнул рукой, дозволяя холопам освободить дорогу. Первый возничий тут же тряхнул вожжами, торопясь уехать, пока ратники не передумали. Купец и его племянник поднялись, все еще не веря в неожиданно благополучное разрешение своей судьбы. Парень захромал к своей телеге, торговый гость, воровато оглядываясь, принялся торопливо метать раскиданные по траве тюки дорогих тканей обратно в повозку.
– Эй, купец, – подошел ближе Андрей. – Скажи: про такого хана, как Кубачбек, ты слыхал?
– Знаю, – выпрямился тот. – Богатый ногаец. Возле Аралсора его кочевья. Степи там обильные, воды много. Реки полноводные в любой стороне: Волга, Ащиозек, Узень. Так что скот его от засухи никогда не дохнет. Правда, с Дербыш-Алеем он тоже не в ладу. Сказывали, дальше к Уралу откочевал, к низовьям.
– Стало быть, между Волгой и Уралом кочует? – уточнил Андрей, еще не очень представляя, как сможет распорядиться полученной информацией.
– Там, боярин, там, – купец покосился на задумчиво покусывающего губу Умильного и заторопился: – Благодарствую вам за милость, бояре. Век Бога молить стану…
– Езжай, – оборвал поток благодарностей Илья Федотович. Хозяин обоза не заставил повторять приглашение дважды – ловко запрыгнул в седло и дал шпоры коню.
Боярин Умильный тоже поднялся в седло, подобрал поводья:
– А кем тебе хан Кубачбек приходится, служивый?
Матях чуть не прикусил себе язык, в один миг разваливший всю его красивую легенду с потерей памяти. Хотя – боярин здешний отнюдь не профессор невропатологии, нестыковки в признаках болезни заметить не должен.
– Не знаю, – покачал головой сержант. – Всплыло в голове, когда про ногайцев говорить начали. Такое у меня чувство, что плохой это человек, враг.
– Это, небось, тебе его стрелы такое воспоминание вколотили, – сделал неожиданно правильный вывод Умильный. – Мы тебя аккурат в местах его кочевий подобрали. И с Дербышем он недружен, вполне мог на русский отряд напасть.
Последняя телега обоза откатилась уже метров на сто, купец и вовсе скрылся за взгорком. Холопы подъехали к своему боярину, и тот неожиданно начал отдавать быстрые и решительные приказы:
– Прохор, скачи в Дорошаты, бей от меня челом боярину. Скажи, знаю, куда татары полон угнали. Пусть верховыми ко мне в усадьбу завтра же приходит, в погоню пойдем. Ефрем, ты к Лебтону давай, кланяйся.
