просто подхватил ее на руки и перенес на свою постель. Татарка, пока не порвали, торопливо развязала веревочку шаровар, откинула их в сторону. Боярский сын, на ощупь исследовавший ее тело, снова прикоснулся к кудряшкам, услышал испуганный стон и без дальнейших колебаний проник в зовущее лоно.
Юная невольница оказалась отнюдь не девственницей, и на похотливое желание своего господина отвечала с такой страстностью, что погасила последние проблески совести в душе посланца из будущего. Матях полностью предался наслаждению, целуя губы принадлежащей ему рабыни с такой же страстностью, словно это была царица всего мира.
Впрочем, в эти минуты он никакой разницы не ощущал…
Утром выяснилось, что невольница спит у него на груди, положив голову на сердце, а темные косички разметав по сторонам. Немного поколебавшись, боярский сын все-таки не стал поднимать ее грубым окрикок вроде «рота, подъем!», а подтянул подушку, переместил голову татарки на нее, потом осторожно выбрался и стал одеваться.
– Мама, я только до дойки, – отчетливо произнесла Алсу, подгребая подушку под себя. – Мама, такой сон смешной…
Царапины на ее шее покрылись темной корочкой, которая местами успела потрескаться. Наверное, через недельку заживет, а через две и вовсе затянутся.
«Все-таки страшные дуры эти бабы, – покачал головой Матях. – Из-за чего свары устраивают?»
Ладно на гражданке, еще до армии, пытались его делить, хотя понятно было: гуляет просто парень, к службе готовится. Да и сами ничего серьезного не предполагали – отрывались по молодости, прежде чем во взрослую жизнь войти. Пьянки-гулянки, турпоходы-рыбалки. Побаловались и разошлись, всем новых впечатлений хочется. Но вот чего эти девки передрались? Как будто не ясно, что и невольница никуда по своей воле не денется, и с девкой дворовой у боярского сына ничего быть не может. Попариться вместе в баньке, это одно. А уж коли планы на будущее строить – то тут и отношения, и чувства должны куда сильнее быть.
– Интересно, как там Прасковья? – вспомнил Матях. – Вроде, приехать обещала…
Он попытался вспомнить ее глаза, стыдливый румянец, что не покидал щек во время разговора. Но вместо этого перед глазами всплыли густые клубы пара, рыхлое Варино тело.
Интересно, а боярская племянница с кем моется?..
– Тьфу, – мотнул головой молодой человек, отгоняя невесть откуда вползшую мысль. – Прасковья девушка скромная, не то что эти…
– Мама, еще чуть-чуть… – пискнула татарка.
– Да спи, спи, черт с тобой, – разрешил Андрей, опоясываясь ремнем. – Бед для тебя еще вдосталь найдется. А я пойду, кваску попью. Что-то в горле пересохло.
Лукерья уже успела растопить печь, ставило в обширное жерло топки глиняные горшки и чугуны.
– Это ж куда тебе столько жратвы? – удивился Матях.
– Так не ты один кушать любишь, батюшка Андрей Ильич, – рассмеялась женщина. – Травы ноне почитай и нет совсем, а коровка, да овечки, да куры, да лошадки ваши, все пожевать хотят. Я уж про хряка не говорю, этого резать пора. Хватит нам кабана потчевать, теперь его очередь.
– Да, осень, – согласился боярский сын, выискивая на столе знакомую емкость. Хоть Лукерья на него не окрысилась, и то слава Богу. Интересно, почему ей Варвара зенки не выцарапала, когда вместе спину ему терли?
– А кончился квас, Андрей Ильич, – угадала его желания женщина. – Новый не добродил еще. Могу сыта дать, вчера ввечеру мед развела.
– Давай, – кивнул Матях, попил меду, отер рот, ощутив над губою непривычно длинный пушок. Надо же, усы отросли! А он, когда в учебке бриться заставляли, думал, что глупость это, нечего пока брить.
– Щекотится? – поинтересовалась хозяйка.
– Хочешь попробовать? – не удержался от ехидства Андрей. – Как-нибудь в другой раз. Пойду, постреляю. Как Касьян поднимется, пусть тоже выходит.
Подойдя к вчерашнему рубежу, Матях остановился, подумал, но дистанцию пока увеличивать не стал: сто метров и для «Калаша» вполне достойная отметка. На таком расстоянии из него еще не всякий в мишень попадет. Нужно сперва руку твердо набить, а уж потом класс показывать. Андрей достал стрелу, поднес к глазам. После сотен выстрелов оперение изрядно повылезло, бока древка оцарапались, но примотанный тонкой льняной нитью наконечник держался прочно. Ладно, еще на несколько дней тренировок хватит, а уж потом попробует новые сделать. Андрей наложил вестницу смерти на тетиву, перевел взгляд на ощипанный рыжий хвост, натянул лук…
– А-а-а!!!
Стрела, вырвавшись из руки, с шелестом прорезала воздух и впилась в кол далеко в стороне от цели, а боярский сын, чертыхаясь, побежал к дому.
– Ну, что еще?!
– Да случайно она, служивый… – примирительно сказал Касьян, зачем-то заправляя «отсохшую» руку за пояс. Алсу, скрючившись, лежала на полу, держась за ступню, Лукерья невозмутимо шуровала в печи ухватом.
– Что случилось?
– Да чугунок с пареной репой уронила, – пожала плечами женщина. – А эта узкоглазая ногу подсунула.
– Она меня котлом, – по-татарски пожаловалась девушка. – Со всей силы.
– По ноге?
