Из угощения у провалившихся в шестнадцатый век одноклубников имелись только брусничный чай, да печеная рыба — но Илья Анисимович знал, к кому попал, а потому на застолье и не рассчитывал.
— Стало быть, так, — вдумчиво сообщил он Качину, распахнув на груди епанчу и продемонстрировав хозяевам дома атласную с соболиной оторочкой душегрейку: — Пополонок они уже получили, более им ничего не плати, пока дела не покончат. Артельного ты видел, я ему наказывал хозяина слушать во всем.
— Ну да, — засуетился Качин, — я тут прикинул, как все устроить надо.
Купец довольно усмехнулся, увидев, что рисунки начертаны на серой рыхловатой бумаге, сделанной в его присутствии. Стало быть — не плоха, пусть иноземцы мануфактуру налаживают, должен пойти товар. Однако смотреть ничего не стал:
— То артельному покажи. У нас уговор: две мельницы по вашему наущению поставить, амбары для товара. Избу большую, какую скажешь, стекло варить. Печник наперво артельщикам очаги сложит, а потом тебе, для стекла, каковую спросишь.
Саша, пожав плечами, положил чертежи на стол. Сейчас он остро сожалел, что всех остальных мужчин отпустил за дровами. Его, подавшего идею стекловарни и соображающего в строительстве, оставили разрабатывать, как это называется, «эскизный проект». И вот на те вам — вместо инженера внезапно оказался прорабом.
— Скотина и каша твоя, — продолжал загибать пальцы купец. — Коли споро работать станут, вы давай им на кошт по хряку в два дни и три меры крупы на день. Заленятся — пусть и харчуют меньше. Себе можете брать невозбранно, вам о деле думать надобно, а не косых по лесу ловить, али карасей на реке. Сегодня-завтра артель не трогай, пусть устроятся. А опосля к делу ставь.
— Понял, — покорно кивнул Качин.
— Теперь вот, — опасливо оглянулся Илья Анисимович и выудил из-за пазухи два матерчатых мешочка, протянул один Саша. — Это артели по уговору положено. Как все отстроят, отдашь. Две монеты печнику, тоже обговорено. А вот это, — он протянул второй кошель, почти равный по весу первому, — коли сверх уговора нужда в чем застигнет. Только не зевай, какую цену запросят — сбивай вдвое. Вот. А я по реке пущусь, хочу дом навестить. Коли на рубежах неспокойно, надобно Марьяну навестить, жену мою. Саму успокоить, совет какой дать, о деле торговом разузнать. Может, гости приезжали, али грамоту кто присылал. Месяца не пройдет, ворочусь. Думаю, артель к такому сроку едва-едва управится.
— Угу, — Саша подобрал кошели, взвесил в руках. Тот, что предназначался артели, весил раза в полтора меньше.
— Спасибо, хозяин, за хлеб за соль, — со всей серьезность поклонился Баженов, так и не присевший к столу и, нахлобучивая высокую бобровую шапку, поворотил к дверям.
Качин, оглядевшись, торопливо засунул кошели на одну из балок — сучок там выскочил, и получилась изрядная выемка. Выдернул между бревен пук мха, ткнул поверх денег, отступил, посмотрел. Вроде, не заметно. Кинулся на улицу проводить купца, но тот, во главе отряда из двух десятков своих молодцев с зазимовавшей в Замежье ладьи, уже мчался, вздымая снежные вихри, вниз по извилистой Суйде.
Быстрица в длину составляла не более двух миль, и всю ее армия прошла за полтора часа. Когда впереди раскрылся белый простор, епископ опять остановил коня и дождался крестоносцев.
— Впереди, на том берегу, — сказал он, обращаясь к кавалеру Ивану, — стоит деревня Бор. Она как раз посередине между Лугой и озером. Мы сейчас налево повернем, пройдем полторы мили по озеру, и две по протоке, что прямо в Лугу впадает. Если на льду никого нет, то из селения нас не увидят. И по этой стороне, и по той тайно пройдем.
— Господа, — обратился сын Кетлера к дворянам. — Давайте еще раз пропустим оруженосцев. Пусть приобщаются к воинскому делу.
И вновь легкая конница помчалась впереди армии, готовая расчистить дорогу от случайных свидетелей — но на этот раз боги хранили язычников и надоумили не выглядывать в морозный день на широкое рыбное озеро. Следом за легкой конницей двинулась тяжелая. Закованные в железо кони неспешно переставляли по снегу широкие копыта, неся в седлах неподвижные стальные статуи, зажимающие в правых ладонях копья, а левыми придерживающие поводья.
Сын Кетлера, повернув голову, с некоторым недоумением вглядывался в проплывающий над горизонтом крест. Самой церквушки, как и селения, в котором она стоит, из-за расстояния было не разглядеть, но заброшенный на огромную высоту крест явственно доказывал, что здесь живет не пара хуторян, и даже не десяток сервов.
Теперь понятно, почему священник не повел армию к Луге по прямой — из такого селения народ при виде врага не разбежится, как из оставленной три дня назад деревушки. И если за три дня кнехты не смогли прорваться даже в ту земляную крепость, что епископ называл боярской усадьбой, то более крупного города и вправду лучше остерегаться.
Рыцарь поежился. Идти по вражеской земле, оставляя у себя в тылу непокоренные города и селения, тем самым фактически отрезая себе пути отхода и снабжения — и в страшном сне он не мог себе представить, что когда-либо решится на подобное. И чего ради? Ради мифического обещания без боя впустить ливонскую армию в стены Новгорода? Все это выглядело правдоподобным там, в далекой Мятагузе, когда он еще не знал, что стены русской приграничной крепостицы вдвое выше стен Кельна, а в земляные валы затерянной среди диких лесов усадьбы можно бить чугунными ядрами месяцы напролет без малейшего толка. И что после каждой, самой мелкой стычки появляются раненые, которых не отправить назад в безопасный лагерь, не расчистив дорогу от подобных крепостей и усадеб, что по мере продвижения вперед обуза становится все тяжелее, что в мерзлой земле не выдолбить могилы для погибших, и они тоже повисают на шее армии непомерным грузом…
Теперь он начал сильно сожалеть, что поддался на угрозы священника и ушел к Новгороду. Ведь силы взять Гдов у него имелись — требовался всего лишь месяц терпения. И усадьбу при правильной осаде удалось бы снести с дороги всего за пару недель. Теперь они, крадучись, обходят новые крепости. Сколько их еще окажется на пути? До Новгорода остается четыре дня дороги. И то, если не выяснится, что какая-нибудь подобная крепостица намертво перекрывает проезд…
Рыцарь легко коснулся шпорами боков своего коня и нагнал проводника:
— Вы уверены, господин епископ, что нам не потребуется на оставшемся пути штурмовать неожиданные укрепления?
— Нет, господин кавалер, — не повернув головы, спокойным тоном сообщил священник. — Сейчас по протоке и по реке мы обойдем Бор. От него и до самых Раглиц на реке нет ни единого селения. Раглицы, конечно, будут куда крупнее Чернева, но их можно без труда обойти. Вокруг них поля, луга. И так до самого Новгорода. Сейчас зима, гиблые места замерзли. Там, где нет леса — пройти можно везде.
— Если нам не откроют ворот города, то нам придется бросить всех раненых и почти весь обоз, — хмуро сообщил командующий. — И даже тогда будет очень трудно дойти назад.
— Откроют, — кивнул священник. — Можете быть уверены.
«Нужно было оставаться у Гдова, — подумал рыцарь. — Пожалуй даже, не стоило вообще соглашаться с прожектами священника. Нужно было дождаться морозов в лагере, пробраться через замерзшие болота между Иван-городом и Ямом, ударить вниз по Луге, а потом вдоль побережья по свежему льду пробраться назад».
