– Пер-Лашез. Не самый интересный район, но у него есть свои преимущества. К тому же Фентон не любит встречаться два раза в одном месте.
– А мне не нравится. Сама не знаю почему.
– Наверное, потому что это кладбище? Но, знаешь, народу его посещает не меньше, чем парк развлечений. Поверь, я знаю, что делаю.
– Жаль, я не разделяю вашей уверенности, – сказал Кастон. – Фентон – человек совершенно непредсказуемый. Все эти его договоренности с федеральным правительством плохо пахнут. Я попросил кое-что проверить, так выяснилось, что кто-то покрывает его делишки плотным занавесом секретности. Находясь здесь, я ничего поделать не могу. А хотелось бы. Держу пари, с отчетностью там полный хаос. – Он поморгал. – Что касается ночного рандеву на кладбище Пер-Лашез… Такие встречи выходят за рамки установленных категорий риска и погружаются в темные сферы неопределенности.
– Черт бы вас побрал! Я уже живу в темных сферах неопределенности, – вспыхнул Эмблер. – Или вы до сих пор не заметили?
Лорел положила руку ему на плечо.
– Я лишь хочу, чтобы ты был осторожен. Вы ведь по-прежнему не знаете, что задумали эти люди.
– Я буду осторожен. Но мы приближаемся к разгадке.
– И тогда мы узнаем, что они сделали с тобой?
– Да. Но еще мы узнаем, что они запланировали для остального мира.
– Береги себя, Хэл. – Лорел искоса посмотрела на Кастона и, наклонившись, прошептала Эмблеру на ухо: – У меня и вправду нехорошее предчувствие.
Пекин
– Мы должны немедленно сообщить Председателю Лю. – Налитые ужасом глаза Ван Цая казались еще больше за выпуклыми стеклами очков в простой металлической оправе.
– А если смерть товарища Сяо все же была случайной? – спросил Ли Пей. Мужчины сидели за столом в рабочем кабинете Ван Цая. – Что, если так?
– Ты сам-то в это веришь?
Старик вздохнул, и в груди у него захрипело и заклокотало.
– Нет. Не верю. – Ли Пею было далеко за семьдесят, но сейчас он как будто постарел еще больше.
– Мы сделали все, что могли. Передали информацию по всем соответствующим каналам. Подняли тревогу. И что? Он, оказывается, уже в воздухе, на полпути к месту назначения. Его необходимо вернуть.
– Да вот только он сам не пожелает возвращаться, – прохрипел старик. – Умен, как сова, и упрям, как осел. – На изборожденное морщинами лицо легла тень тревоги. – И кто знает, не ждут ли его дома еще большие опасности.
– Ты разговаривал с Ву Цзингу, коллегой Сяо?
– Никто, похоже, не знает, где его искать. – Экономист с натугой сглотнул.
– Как же так?
Ван Цай потряс головой.
– Повторяю, никто ничего не знает. Я уже со всеми переговорил. Всем хотелось бы считать, что смерть Сяо досадная случайность. И никто не может в это поверить. – Он провел ладонью по густым, обильно тронутым сединой волосам.
– Пора бы заняться поисками Ву Цзингу, а то, боюсь, будет поздно, – тихо сказал старик.
Внешне Ван Цай еще сохранял спокойствие, но в глазах уже металась тревога.
– Кто отвечает за безопасность Ли Аня?
– Ты не хуже меня знаешь, кто, – ответил тот, кого называли хитрым крестьянином.
Экономист на мгновение закрыл глаза.
– Значит, военные.
– Да, специальная команда, подчиняющаяся непосредственно армейскому руководству. Везде одно и то же.
Взгляд Ван Цая пробежал по стенам просторного кабинета, по фасаду Императорского дворца за окном. Двери, стены, ворота, решетки – для чего они? От чего они защищают? Или уже не защищают, а стерегут?
– Я поговорю с генералом, обеспечивающим охрану делегации. – Ван Цай положил руки на стол. – Постараюсь убедить его лично. Многие из военных – честные, достойные люди, независимо от политических взглядов.
Через несколько минут он связался с тем, кто в данный момент обеспечивал безопасность лидера Китая. Ван Цай не стал скрывать своей тревоги, признав, что опасения за судьбу Председателя еще не получили достоверного подтверждения, и попросил передать Ли Аню срочное сообщение.
– На этот счет можете не беспокоиться. – Генерал говорил на мандаринском с сильным акцентом, выдававшим в нем уроженца северных провинций. – Для меня нет ничего важнее, чем безопасность Председателя Ли Аня.
– Я лишь прошу учесть, что все мы, работающие с Ли Анем, крайне обеспокоены, – повторил в конце разговора экономист.
– Полностью с вами согласен, – ответил генерал Лам. – Как говорят в моей деревне, правый глаз, левый глаз. Безопасность нашего любимого руководителя – для меня первейший из приоритетов.
Глава 28
Кладбище Пер-Лашез был открыто в начале девятнадцатого века и названо по имени исповедника Людовика XIV, отца Лашеза. Теперь на нем покоится прах таких легендарных личностей, как Колетт, Джим Моррисон, Марсель Пруст, Оскар Уайльд, Сара Бернар, Эдит Пиаф, Шопен, Бальзак, Коро, Гертруда Стайн, Амадео Модильяни, Стефан Граппелли, Делакруа, Айседора Дункан. Посмертный стиль богатых и знаменитых, подумал Эмблер, входя на его территорию.
Занимающее площадь более ста акров, кладбище покрыто сетью мощеных дорожек. Зимой оно больше всего напоминает некий питомник каменных плит.
Он посмотрел на часы. Встречу назначили на 5.10. В Париже в это время года солнце садится около половины шестого. Дневной свет быстро тускнел. Эмблер поежился – не только от холода.
Согласно карте, кладбище Пер-Лашез разделено на девяносто семь участков, своего рода миниатюрных графств, но основные маршруты имеют свои названия, так что заблудиться здесь нелегко. Поправив черный рюкзак, Эмблер прошел по авеню Сиркюлер, внешней кольцевой дорожке, до ее пересечения с авеню Шапель, а потом свернул налево, на авеню Фейан. Дорожки и тропинки, напоминающие маленькие домики-мавзолеи и надгробия, делали кладбище похожим на игрушечный городок. Городок мертвых. Некоторые могильные памятники были вытесаны из красного гранита, другие из светлого песчаника, третьи из травертина, четвертые из мрамора. Наступающие сумерки лишь усиливали общее безрадостное, гнетущее впечатление.
Эмблер не сразу направился к указанному в сообщении пункту, а прежде обошел его по периметру. Деревьев было много, но, голые в эту пору, они не могли служить укрытием. Если люди Фентона и скрываются где-то поблизости, то скорее всего за надгробиями. Впрочем, они могли рассредоточиться и смешаться с туристами и обычными посетителями, которых, несмотря на поздний час, здесь было немало.
Подойдя к ближайшей скамейке – выкрашенным зеленой краской стальным полосам, – Эмблер незаметным движением сбросил с плеча и сунул под нее рюкзак. Отошел в сторону. Постоял, посматривая по сторонам, за высоким надгробием. Потом скрылся в туалете, где быстро снял куртку и переоделся в свитер. Выйдя, обогнул туалет и укрылся за десятифутовым памятником некоему Габриэлю Лалли, откуда можно было вести наблюдение, оставаясь незамеченным.
Не прошло и шестидесяти секунд, как парень в джинсах, коричневой кожаной куртке и черной рубашке лениво опустился на скамейку, зевнул, медленно поднялся и беззаботно двинулся дальше по дорожке. Рюкзака на прежнем месте уже не было.
