Гай потянул ее за собой к изголовью кровати, у которой хлопотали Кристоф и Сета, обрабатывая рану Максена.
Увидев прекрасную саксонку, юноша вздрогнул и набросил простыню на обнаженное тело брата. Однако Райна ничего не видела, кроме покрасневшей и нагноившейся раны в боку, которую он получил, спасая ее от неминуемой гибели. Выходит, подарив ей жизнь, он отдавал свою. Жалость клещами сжала ей сердце. Максен открыл глаза:
— Вон! — зарычал он, приподнимаясь и пытаясь сбросить простыню.
— Милорд, — поспешно заговорил сэр Гай, — как вы и просили, я привел саксонку.
Пендери скомкал простыню, но не сбросил ее. Посмотрев на Райну, он перевел взгляд на сэра Гая:
— А где цепь?
— У меня.
Закрыв глаза, рыцарь кивнул:
— Хорошо.
Он молчал. Долго молчал. Сэр Гай наконец растерянно спросил:
— Что я должен еще делать, милорд?
Максен пробормотал:
— Один наручник мне, другой — ей.
Райна удивленно взглянула на Кристофа, у которого рука повисла в воздухе. Он переспросил:
— Что ты сказал, Максен? Ты хочешь приковать Райну к себе?
— Вот теперь ты все знаешь.
Максен не открыл глаз. Все, кто стоял вокруг кровати, застыв в изумлении, смотрели на него.
— Приступай к делу, Гай!
Рыцарь сделал знак оруженосцу, поднял цепь и намеревался надеть железное кольцо на руку Райны, но она, неожиданно для Гая повернувшись, кинулась бежать. Увы! Оруженосец, быстрый и ловкий воин, схватил ее. И, невзирая на крики, бросил девушку на постель, навалился на нее сверху, а сэр Гай надел на нее наручник. Запястье Райны оказалось слишком тонким, и кольцо свалилось с руки. Цедя бранные слова сквозь зубы, Гай опустил цепь ниже и надел наручник на лодыжку.
Изумленный Кристоф, наконец, обрел дар речи:
— Зачем?
— Затем, чтобы она была рядом, когда я выздоровею, — ответил Максен, который, похоже, не видел возни, хотя она была около его кровати.
— Она никуда не убежит из башни.
Раненый сухо рассмеялся:
— А кто будет за ней смотреть? Ты, Кристоф?
Стиснув зубы, юноша взял полоску ткани из рук Сеты и начал обвязывать ею туловище брата.
— Мое запястье, — пробормотал раненый, подняв руку.
Гай надел на нее наручник, повертел в руках ключ:
— А это?
Если бы не оруженосец, по-прежнему державший ее, Райна выхватила бы ключ, не думая, что это ей даст. Теперь же она только вожделенно смотрела на кусок металла.
— Я доверяю его тебе, — буркнул Максен.
Сэр Гай встал с постели и, развязав сумку, висевшую на поясе, опустил в нее ключ.
Протянув руку, Максен приподнял подбородок Райны.
— Свобода длинной в цепь, — проговорил он, стараясь удержать тяжелые веки, — это все, что я могу вам дать.
— Пусть встанет, — приказал он оруженосцу.
Когда тот поднялся, Райна вскочила и тут же упала. С грохотом и лязгом цепь рухнула на пол, больно ударив ее по бедрам. Девушка сбросила ее и, поднявшись, отошла на то расстояние, на какое позволяла это сделать цепь — на расстояние вытянутой руки.
Даже сэр Ансель, держа ее в темнице, никогда не позволял себе подобного. Девушка попыталась отойти еще дальше, но Максен не позволил ей. Нога болела от напряжения. Зачем добавлять себе лишние страдания?
Кристоф смотрел на нее глазами, полными сочувствия, но Райна отвернулась. Защитник или предатель по воле случая, он не заслуживал доверия, но отметать его напрочь тоже не имело смысла — в темнице томились пленные саксы. Она слышала его вздох, полный горечи и сожаления, больно кольнувший ее сердце, но подняла глаза, когда тот сказал брату:
— Тебе нельзя двигаться. Швы разойдутся, и нагноение пойдет выше, а края раны никогда не стянутся.
— Слышу.
— Хорошо. Теперь я дам тебе снадобье, которое облегчит боль и снимет жар. Подними голову.
Тот повиновался и, проглотив лекарство, поморщился.
— А теперь спи.
Кристоф знаком велел Сете следовать за ним.
— Я посмотрю за милордом, — тихо произнес сэр Гай.
В разговор вмешался Максен:
— Мне не нужна нянька. Оставьте меня.
— Но Райна…
— Просто женщина.
Не желая спорить, сэр Гай покорно склонил голову:
— Конечно.
Бросив на девушку многозначительный взгляд, он вышел. Райна в нерешительности долго стояла возле постели. Тусклый свет факела бросал пляшущие тени на раненого. Спит он или не спит? Качнувшись, она поморщилась от громкого лязга цепи и со страхом взглянула на Пендери. Тот не шевелился, и девушка успокоилась. Хотя Райна и сопротивлялась, Максен притянул ее к себе — силы в нем оставалось еще предостаточно. Миг, другой — и девушка уже лежала на постели. Закричать? Позвать кого-нибудь на помощь? Глупо. Это вызовет только смех. Лучше молчать. Райна оказалась рядом с Пендери, чье обнаженное тело жгло ее и через одежду. Господи, он весь горит…
Силы между тем покинули Максена. Райна лежала рядом с ним. Отпустить он ее не хотел, несмотря на жар и полубессознательное состояние. Сквозь опущенные веки ощущал он игру света, пытался собраться с мыслями. Если ему суждено умереть, а именно этого, по его мнению, желала саксонка, пусть она увидит это собственными глазами. Подтянув цепь, рыцарь вгляделся в лежащую рядом тень:
— Моя смерть не спасет ваших соплеменников. Только я и тот, чью жизнь так оберегаете, способны сделать это.
Верно, что может она? Бросать в лицо гневные слова? Но это только слова, и больше ничего. У нее нет власти и могущества привести их в исполнение. Она ведь не Дора. Если Пендери умрет, грех ляжет на ее душу, но не потому, что девушка желала его смерти, а потому, что, спасая ее, рыцарь получил удар кинжалом. Угрызения совести начали мучить Райну, причинив неимоверную душевную боль, и она положила ему руку на плечо:
— Спите, Максен.
Норманн приподнялся, словно что-то хотел сказать, но обессиленный рухнул на постель:
— Ведьма…
Вскоре он заснул, и Райне ничего не оставалось, как лечь рядом. Она повернулась к нему спиной, ощущая жар его тела. Она бы предпочла холод и сырость своей темницы теплой постели вместе с Пендери, хотя давно уже не спала в тепле. Не в силах уснуть, саксонка сложила руки перед лицом, взывая к Богу, прося о том, что он единственный способен дать, — о мире на земле Англии и покое в ее душе.
Максен пошевелился, и у Райны мгновенно развеялся сон. Вспомнив события прошлой ночи, она сочла, что ничего кошмарного не произошло. Повернувшись на спину, она взглянула на мужчину, делившего с ней ложе. Занимавшаяся заря скупо осветила комнату, но ее света было достаточно, чтобы убедиться, что Пендери не стало лучше: у него выступил обильный пот, жар не отпускал его. Став на колени, девушка
