это значит... это значит, что гравитационное поле над манежем не постоянно.
- Да, Маша, именно это нас и встревожило, - с невольным вздохом признается Алеша. - Со мной тоже ведь случилось такое... Когда я возвращался на мостик, то чуть не перемахнул через него.
- Ну и что же нам делать теперь? - растерянно спрашивает Маша. - Если сказать об этом Илье Андреевичу, они сразу же начнут поиски неисправности и надолго выключат всю аппаратуру...
- Да и не в аппарате, наверно, тут дело, - перебивает ее Сергей. - В нем, может быть, и нет никаких неисправностей. Главное, по-моему, в том, что ученые просто сами еще не знают природы того явления, которое называют антигравитационным эффектом. А нестабильность этого эффекта их непременно насторожит. И конечно же они немедленно запретят нам репетиции, пока не разберутся, в чем дело.
- Но что же делать, мальчики? - снова вопрошает Маша.
- Не сообщать им ничего!.. - резко поворачивается к сестре Алеша. - Никому! Ни Илье Андреевичу, ни Ирине Михайловне. Об этом должны знать только мы. Ты понимаешь меня?..
Нет, Маша его не понимает, хотя и догадывается, что братья ее уже придумали что-то.
- Погоди, Алеша, - отстраняет брата Сергей. - Дай я ей объясню. Ты ведь знаешь, Маша, что мы смыслим немного в физике? Вот и подсчитали, что может произойти в результате временного восстановления нормальной гравитации. Для этого не требуется знаний теории относительности и квантовой механики, достаточно и обычной механики в пределах курса средней школы. Видишь, сколько мы бумаги перемарали? Это все наброски твоих и Алешиных положений в воздухе, при которых особенно опасно неожиданное повышение гравитации.
Маша внимательно всматривается в рисунки, недоумевая, почему такими опасными положениями считают они моменты отрыва от трапеции и от рук ловитора.
- Неужели не понятно? - удивляется Алеша. - Ведь именно в эти моменты мы с тобой делаем рывки, от которых зависит инерция наших полетов. И очень важно при этом, какой вес имеют наши тела. Об этом все время нужно теперь помнить и быть начеку. Особенно Сереже, чтобы при любых обстоятельствах вовремя прийти в точку встречи.
- В Сереже-то я нисколько не сомневаюсь, - обнимает брата Маша. - Он никогда не потеряет головы. Всегда сумеет каким-то шестым чувством обнаружить неточность нашего полета и молниеносно сообразить, как прийти к нам на помощь. Ну, а как быть в том случае, когда летишь с большей инерцией, чем необходимо, не к Сереже, а на отходный мостик?
- Поверь нам, Маша, - прижимает руку к сердцу Алеша, - мы продумали все случайности и учли все опасные моменты, и если ты не побоишься...
- Я не побоюсь!.. - нетерпеливо перебивает его Маша.
- Мы и не сомневались в тебе, - счастливо улыбается Алеша. - А беспокоила нас все это время вовсе не опасность падения. Напротив, отсутствие опасности...
Маша поднимает на него удивленные глаза. Опять какая-то загадка?
- Известны ли тебе, Маша, слова Луначарского о цирковых артистах! - вступает в разговор Сергей. - Их привел нам как-то Михаил Богданович. 'Специалистами отваги' назвал нас Луначарский, а цирк - 'школой смелости'. И нам с Алешей казалось все время, что этой-то отваги и смелости как раз не хватает в нашем новом номере. Малейший элемент риска был вроде исключен...
- О, теперь-то наконец я поняла вас! - гневно восклицает Маша. - Смертного номера захотели, значит? Ну, знаете ли, не ожидала я от вас этого! Будем, значит, возрождать худшие стороны буржуазного цирка? Играть на нервах зрителей?
- Напрасно ты так о нас... - обижается Алеша. - Мы ведь...
- Ну ладно! Не будем больше об этом, - тяжело вздыхает Маша. - А план ваш я принимаю.
После встречи Нового года Илья видел Машу всего два или три раза, да и то во время ее репетиции. Даже поговорить не удавалось. Лишь кивал ей снизу, когда она была на трапеции.
И вдруг ему представляется такой почти невероятный случай: он застает Машу у себя дома, да еще одну, без братьев. Ее затащила к себе Ирина Михайловна по каким-то чисто дамским делам, потому-то и пришла она без Сергея и Алеши.
- Как я рад, Машенька, что наконец-то встретил вас на земле, да еще и одну, без братьев! - радостно восклицает Илья, задерживая руку гимнастки в своей руке. - Вы ведь всегда либо под куполом цирка, либо в сопровождении своих телохранителей, а мне так хочется поговорить с вами без свидетелей.
- Вот бы никогда не подумала, что у вас может возникнуть такое желание! - смеется Маша.
- Почему же? - удивляется Илья.
- Сама не знаю, - уже без улыбки произносит Маша.
В ее отношении к Илье произошла за эти дни какая-то странная, непонятная ей самой перемена. Тогда, на встрече Нового года, ей было очень хорошо рядом с ним. Даже расстроивший ее уход Юры ненадолго омрачил ее настроение. Илья Очень деликатно ухаживал за ней и явно хотел понравиться, произвести хорошее впечатление своей воспитанностью и даже, как показалось Маше, каким-то рыцарством. Это понравилось ей тогда, но потом, на другой или, может быть, на третий день, она задумалась над этим и что-то встревожило ее. Чем-то неестественным, похожим на какую-то игру, представилось вдруг ей поведение Ильи. И она потеряла к нему прежний интерес...
А Илья смотрит теперь ей в глаза и видит уже не ту Машу-птицу, которая всегда казалась ему парящей не под куполом цирка, а где-то почти в космическом пространстве. И не ту веселую девочку под новогодней елкой, а совсем другое, настороженное, недоверчивое, наглухо замкнувшееся в себе существо.
- Послушайте-ка, Маша, - говорит он ей вдруг, совершенно неожиданно даже для самого себя, - а не пошли бы вы сейчас со мной на просмотр нового фильма о физиках? Киностудия устраивает его специально для нас, ученых, чтобы мы оценили, как им удалось воплотить нас в кинематографические образы?
- Почему бы вам действительно не пойти? - присоединяется к просьбе сына Ирина Михайловна.
- А моим братьям тоже можно? - не очень уверенно спрашивает Маша. - Им будет это, гораздо интереснее, чем мне. Они ведь по-прежнему увлекаются физикой.
- Это, видите ли, вряд ли удастся... - мнется Илья. - У меня всего два билета. Да и то потому только, что мой приятель, Лева Энглин, неожиданно заболел. Но если вы без братьев не можете...
- Почему же не могу? - невольно повышает голос Маша, и на щеках ее проступает легкий румянец. - Вы, наверное, думаете, что я без них...
- Ну что вы, Машенька! - обнимает ее за плечи Ирина Михайловна. - Никто ничего подобного не думает. Вы пойдете, значит? Переодевайся тогда поскорее, Илюша!
А Илья, прикрыв поплотнее дверь кабинета Андрея Петровича, спешит к телефону. Торопливо набрав номер квартиры Энглина и услышав голос Левы, он возбужденно шепчет:
- Ты не пойдешь сегодня в кино, Лева. Потом тебе все объясню... Да, да, это не только свинство с моей стороны, но, может быть, и хуже того. Завтра, когда я отчитаюсь перед тобой, можешь не только отругать меня, но и побить. А теперь извини - у меня нет больше времени.
...В зрительном зале Дома ученых Илья встречает много знакомых. Тут и сотрудники его по институту, и приятели отца, часто бывающие у них дома. Все они с любопытством посматривают на его спутницу. Илья самодовольно улыбается, вежливо раскланиваясь с ними. Он очень доволен впечатлением, которое производит Маша не только на них, но и на остальную публику. А она держится так непринужденно, будто не в первый раз тут.
Это, однако, одна лишь игра. На самом-то деле она очень смущена этим почти не скрываемым любопытством друзей и знакомых Ильи. Ей даже начинает казаться, что завтра они будут подшучивать над ним, а он начнет сочинять какие-нибудь небылицы. Может быть, даже хвалиться своим успехом у нее...
Самодовольная улыбка Ильи тоже не выражает истинного душевного состояния его. Он смущен не менее Маши и не без тревоги думает о том моменте, когда погаснет свет.
И вот свет гаснет... Илья ощущает рядом со своей рукой на подлокотнике кресла теплую полуобнаженную руку Маши и почти ничего не понимает из того, что происходит на экране. Он напряженно решает вопрос: можно ли взять Машину руку в свою или этого не следует делать?..
Конечно, Илья не впервые с девушкой в кино. Мало того, он никогда не ломал голову над такими вопросами. С Галей он даже поцеловался в первый же день их знакомства. Правда, и он и она обратили это в шутку, сделали вид, что дурачатся и что все это ничего для них не значит, тогда как на самом-то деле они
