Темповое напряжение текста ослабляется параллелизмами: по-другому, то есть не как все, засбою, отстану на скаку, что со мной, что делаю, как смею, по камням, по лужам, по росе59. Кстати, и музыкально- исполнительские особенности песни ведут к тому же: средний темп исполнения и постоянные паузы в мелодии, которая состоит из отдельных, весьма коротких фрагментов длиною в основном от одной до трех четвертей. Например, первые две строки звучат с паузами так: Я...скачу...но я скачу иначе...по камням...по лужам, по росе, -- что, кстати, имитирует прерывистое, неплавное скаковое движение и такое же дыхание.
Итак, текст провоцирует медленное чтение. Теперь о диспозиции. Рабочая гипотеза: текст 'Иноходца' -- это реплики героя в споре со слушателем (назовем его 'собеседником'), точнее, его восприятием. Герой произносит фразу, собеседник понимает ее смысл определенным образом. С этим-то пониманием и спорит следующая реплика героя, как бы говоря: 'Да вы не так меня поняли, я совсем не это имел в виду' -- и далее в том же духе (особенно отчетливо это заметно в начале 'беседы').
На присутствие в ближайшем окружении этого текста фигуры 'собеседника' указывает первая же строка. Герой, не успев начать, уже возражает. Чему? кому? И раз текст -- монолог героя, значит, он возражает тому, что/кто вне текста. Иноходец ведет диалог с обыденным сознанием. Но прежде чем перейти к анализу текста, надо сказать еще вот о чем.
x x x
В 1992 -- 1994 годах на страницах журнала 'Вагант' развернулась дискуссия о том, правомерно ли понимать сюжеты песен ВВ, в частности 'Иноходца', буквально, а не метафорически. В зачине полемики была заметка 'Бег иноходца'60*Л.Осиповой, указавшей на множество фактических неточностей в тексте этой песни. Тема сосуществования в произведении прямого и метафорического смысловых пластов очень интересна, а для поэтического мира Высоцкого ее разработка крайне важна и нуждается, как мы уже говорили, в отдельном основательном исследовании. Вот лишь несколько замечаний по поводу, необходимых для нашей темы.
В одном из писем Высоцкий признавался, что может писать, когда или 'не знает' фактуру, или знает так, 'чтобы это стало обыденным'. Поэт 'ничего не знал' о верховой езде -- и написал 'Иноходца'. Боюсь, если бы 'знал все', как Л.Осипова, песня вряд ли бы появилась на свет. (Между прочим, симптоматично, что ничего значительного о театре ВВ не написал).
Л.Осиповой ее профессиональные знания мешают воспринимать песню, и я ее понимаю: так мне, по первой профессии музыканту, нелегко было отстраниться от буквального понимания строки 'Мелодии мои попроще гамм' (в этой фразе прямой смысл не работает, т.к. 'проще гамм' может быть, пожалуй, лишь повторение одного и того же звука, а значит, мелодии ВВ все-таки посложнее гамм, хотя надо сказать, что термин 'мелодия' в его традиционном значении вообще неправомерно употреблять в отношении песен Высоцкого).
Буквалистски читать текст 'Иноходца' -- дело действительно зряшное. Потому что поэт, создавая этот сюжет, эти образы, опирался не на реалии скачек, верховой езды, а на реалии другого плана -- на общераспространенные представления о скачках и т.п. Вот -- основа, на которой он взращивал свои 'иноходные' метафоры. И, повторюсь, основа эта вообще для ВВ очень важна: в его текстах громадное значение имеет именно диалог прямого и переносного смыслов. Блистательный пример тому -- 'Охота на волков', с ее гармоничным созвучием прямого и метафорического пластов. Хотя, конечно, хорошо заметно, что в 'Иноходце' метафора берет верх. А все-таки не до полного усыхания реальной основы образов и сюжетных положений. Посмотреть хоть раз на жизнеподобные образы как на реальные нужно, не стоит только этим ограничиваться. Ну а теперь обратимся к тексту 'Иноходца'.
x x x
Я скачу... -
максимально сжатая экспозиция, короче некуда: субъект и его действие. Предельно энергичное, динамичное начало. Ожидаешь столь же стремительного движения сюжета, однако ожидания, спровоцированные зачином, не сбываются:
... но я скачу иначе... -
Да, скачу, но не так, как вы подумали61. Самое важное, что дает нам это полустрочие: реакция 'собеседника' опережает сообщение героя, ибо он сказал только что делает, но еще не сказал, как (а 'иначе' -- это именно как). То есть 'собеседник' мгновенно додумывает за героя (ибо сказано всего два слова, и возражение следует прямо за ними). Только эта догадка оказывается неверной, что и подчеркивает слово 'иначе'.
Подтверждение тому, что 'собеседник' не угадал, -- дальнейшее движение смысла в совсем другом направлении:
... По камням, по лужам, по росе...
Вторая строка совершает резкий и неожиданный смысловой поворот. В конце первой обещано сказать, как герой совершает действие, т.е. расшифровать слово 'иначе'. А во второй строке речь идет не о том, как, а о том, где62 (разумеется, отсюда мы можем получить и кое-какую информацию о характере бега, но только косвенную).
Следующий раунд:
... Бег мой назван иноходью... -
На роль смыслового центра строки претендуют назван и иноходь. У первого слова оснований больше. Именно на него приходится музыкальный акцент: ударный слог падает на первую, самую сильную, а соответствующий слог слова иноходью -- лишь на третью, относительно сильную долю такта. Кроме того, длительность звучания обоих слов одинакова -- четверть, но ведь в одном из них два слога, а в другом -- четыре. В итоге двусложное назван оказывается как бы растянутым и успевает отзвучать, а четырехсложное иноходью, наоборот, произносится почти скороговоркой.
Но в пользу назван говорит прежде всего то, что оно несет в себе наибольшую смысловую новизну. Ведь иноходь подготавливалась словом иначе, даже прослушивается в нем. А назван сообщает смыслу совершенно новый поворот: мы узнаем, что иноходь -- это не самооценка, а оценка извне, кем-то, конкретно -- публикой.
... значит, / По-другому...
Раз герой не возражает, а намерен лишь пояснить смысл слова иноходь, можно предположить, что в этом моменте диалога у него полное единодушие с 'собеседником'. Ведь, действительно, 'ино-' и значит 'другой'. Но эта иллюзия длится ровно полстроки:
... то есть не как все... -
вот где слово иноходец приобретает наконец нетрадиционный, контекстный смысл, превращаясь из непохожего на других, многих, в непохожего на всех. Заявлено это открыто -- и 'собеседнику' ничего не остается, как принять такое толкование. Запомним: герой не уточняет, согласен ли с внешней оценкой (о том, что и он воспринимает себя так же, мы узнаем только из предпоследней строки текста -- Я впервые не был иноходцем, -- но там будет совсем другой смысловой поворот).
Далее следует небольшой антракт в скАчках смысла:
... Мне набили раны на спине,
Я дрожу боками у воды... -
первая строка углубляет отделенность от всех, ибо кто-то же из них и 'набил раны' герою. Вторая отмечена необычной, красивой и психологически острой деталью, которая дает целую гамму ассоциаций, причем очень точно настроенных на сюжет: тяжело дышит от быстрого бега, дрожит от гнева, ненависти, бессилья, трепещет от возбуждения перед стартом.
Но антракт закончен:
... Я согласен бегать в табуне... -
вроде бы развивает импульсы предыдущей строки: в воображении возникают грациозные животные, несущиеся по камням, по лужам, по росе (эти 'влажные' образы в воображаемой слушателем картине -- след предшествующего у воды). Но очередной перебой смыслового движения очевиден: ведь герой ощущает себя не как все, а это с табуном, что ни говори, несовместимо.
... Но не под седлом и без узды.
Мне сегодня предстоит бороться63 -
Скачки! -- я сегодня фаворит... -
послышался было в начале этого фрагмента отказ подчиняться, играть по правилам. Но вот в следующей строке -- хоть явно ощущаешь привкус долженствования (предстоит), несвободного выбора,
