прямое или косвенное опровержение подлогов ГПУ. Таково, позволю себе заметить, содержание всех моих архивов. Достаточно взять с закрытыми глазами любое из сотен моих досье, чтобы открыть в нем ряд документов, опровергающих или, по крайней мере, подрывающих московские подлоги.
2. Вам, вероятно, известно, что Издательство пионеров выпустило несколько недель тому назад впервые на английском языке мою книгу 'Сталинская школа фальсификаций'251. Я позволю себе самым настойчивым образом рекомендовать эту книгу всем членам Комиссии. Она избавит Комиссию от необходимости требовать проверки целого ряда документов и цитат, приведенных мною в Койоакане для характеристики моих действительных отношений с Лениным. В моей переписке с Лениным за годы советского режима нет почти ничего такого, чего Ленин не сказал бы обо мне и моей деятельности в своих публичных речах и статьях. В названной книге приведены цитаты не только из писем, но и из печатных произведений Ленина, доступных всем. Наиболее важные факты и цитаты, характери
зующие отношения между Лениным и мною, опубликованы мною в моей автобиографии, а также во французском и русском изданиях 'Сталинской школы фальсификаций', вышедших около шести лет тому назад. Никто и никогда в сталинской печати не оспаривал точности моих фактических ссылок и цитат, несмотря на то, что мои книги подвергались самой разнузданной критике со стороны Коминтерна. Не только потому, что, как знали сталинцы, я всегда имел возможность доказать подлинность большинства писем и других документов фотоснимками или заверенными копиями, но и прежде всего потому, что те же самые взгляды и оценки Ленин выражал неоднократно в печати. В Нью-Йорке имеются, вероятно, комплекты 'Правды' за первый период революции, и, во всяком случае, имеется полное собрание сочинений Ленина (издание, вышедшее при жизни Ленина!). Проверка точности моих цитат не представит, поэтому, для Комиссии ни малейшего труда. Эти проверенные цитаты бросят, в свою очередь, достаточный свет на те ссылки, которые труднее поддаются проверке.
Важнейшей частью книги 'Сталинская школа фальсификаций' является мое Письмо в бюро по истории партии, написанное в Москве 21 октября 1927 года, т. е. незадолго до моего исключения из партии и высылки в Центральную Азию. Письмо это в течение последних восьми лет переиздавалось на всех языках цивилизованного человечества и, повторяю, ни одна из цитат никогда не была опровергнута или опорочена.
3. Посылаемые вам резюме по отдельным вопросам московских процессов составлены не мною, а моими сотрудниками: Ж. Ваном [Ейженортом], Я. Франкелем252 и Б. Вольфом 253. Я сохраняю за собой право после более внимательного ознакомления с этими документами послать Вам, в случае надобности, свои дополнительные замечания.
29 августа 1937 г.
БЕРТРАМ ВОЛЬФ О МОСКОВСКИХ ПРОЦЕССАХ254
Бертрам Вольф255 пишет в 'Нью Репаблик' (24 ноября) по поводу стенографического отчета о сессии в Койоакане: 'Автор признает, что его прежняя позиция побуждала его к большему доверию Сталину, чем Троцкому, но что, перечитав московские признания вместе с этим изданием (отчет о койоаканской сессии -- Л. Т.) пли, вернее, заключительную речь, он вынес буквально непреодолимое убеждение, что Троцкий не мог совершать тех действий, в которых его обвиняют по процессам Зиновьева--Каменева и Радека-- Пятакова'.
Такое признание свидетельствует о наличии у Бертрама Вольфа элементарной добросовестности. Если бы Вольф был
буржуазным юристом или чистым психологом, можно было бы этим удовлетвориться. Но Вольф считает себя марксистом и является, насколько знаю, членом политической группы. Марксист должен был бы прежде всего опросить себя: каким образом мог он в течение ряда лет так жестоко ошибаться в вопросах огромной важности -- ибо дело идет вовсе не об индивидуальных обвинениях Сталина против Троцкого, а о борьбе двух исторических тенденций: бюрократической и пролетарской. Московские процессы явились неожиданностью только для буржуазных и мелкобуржуазных филистеров. На самом деле процессы открыто подготовлялись в течение не менее тринадцати лет на глазах всего мира. Об этом свидетельствуют, в частности, документы, собранные в моей книге 'Сталинская школа фальсификаций'. Нельзя умолчать и о том факте, что группа Брандлера--Лов-стона256, к которой принадлежит Бертрам Вольф, в течение ряда лет воспитывалась в этой школе фальсификаций, и сам Лов-стон, отнюдь не образец добросовестности, внес свою лепту в дело подготовки будущих московских процессов.
Небывалый в человеческой истории судебный подлог явился результатом небывалой в истории реакции против первой пролетарской революции. Фальсификация -- философская, историческая, биографическая, политическая, литературная, судебная -- является неизбежной идеологической надстройкой над материальным фундаментом узурпации новой аристократией государственной власти и эксплуатацией ею завоеваний революции. Марксист, который открыто провозглашает, что московские процессы были для него загадкой до появления койоа-канского отчета, признается тем самым в том, что он не понял важнейших событий и процессов современной истории.
Мы не стали бы задним числом укорять в этом Вольфа, если бы он сделал из своего запоздалого откровения необходимые политические выводы, т. е. пересмотрел бы свою позицию за последние тринадцать лет. Но Бертрам Вольф поступает как раз наоборот. Придя к заключению, что московские обвинения представляют подлог и тем самым подтверждают прогноз левой оппозиции о перерождении и загнивании термидорианской бюрократии, Вольф требует от нас, чтобы... мы пересмотрели свои взгляды. Как это ни невероятно, но это так. Московские процессы и последующее развитие ставят меня, видите ли, перед 'новой дилеммой'. Я доказывал перед Комиссией и в печати, что Сталин сознательно довел до моральной прострации и до физической гибели несколько десятков бывших революционеров с единственной целью: ударить их трупами по Четвертому Интернационалу и по мне в частности. 'Теперь стало ясно, -- пишет Б. Вольф, -- что он (Троцкий) был превращен в дьявола в значительной мере для того, чтобы создать дело против других -- вождей новой оппозиции, которая выросла против Сталина и его методов среди его ближайших сторонников'. Это со
вершенно правильно. Эта 'диалектика подлога' не была для нас тайной и раньше. Сталину нужно было пожертвовать десятками бывших своих товарищей, чтобы создать фантастическую фигуру контрреволюционного сверхзаговорщика Троцкого. А затем он воспользовался этой фигурой для расправы со всеми своими противниками. Их оказалось гораздо больше, чем ду мал Сталин. Число их растет. Как раз холодно подготовленная кровавая расправа над заведомо невиновными людьми, строителями большевистской партии, не могла не вызвать содрогания в рядах самой бюрократии. Во всем этом нет ничего неожиданного. С 1931 г. мы, левая оппозиция, не раз предсказывали, что термидорианская бюрократия будет, чем дальше, тем боль ше приходить в противоречие с потребностями развития страны, и что это противоречие будет разлагать ее собственные ряды. Организованный контроль масс, как и демократическая дисциплина партии, давно не существуют. Преодолевать центробежные силы внутри бюрократии можно только завершением бонапартистского режима. Новая конституция подготовляет это завершение. После выборов последует в том или другом виде 'коронование' Сталина. Филистеры будут все сводить к личному властолюбию. На самом деле у термидорианского режима нет другой перспективы, кроме бонапартистского коронования. Но как раз теперь, когда наш прогноз получает наиболее неопровержимое подтверждение, Бертрам Вольф выступает с совершенно неожиданным требованием -- пересмотреть наши взгляды.
'Что же в таком случае произойдет, -- пишет он, -- с ос новной теорией Троцкого, по которой весь военный, полицейский, партийный и государственный аппарат так перерождены, что никакой оппозиции (?) внутри партии не может больше зозник-нуть, и что новая революция необходима как единственный путь возрождения?' Мы никогда не говорили, что 'никакая оппозиция' не может более возникнуть внутри партии. Наоборот, мы утверждали, что так называемая 'партия', т. е. политическая организация бюрократии, будет все больше разъединяться центробежными силами. Правые, не рыков-бухаринские, а настоящие реставраторские тенденции -- в ней неизмеримо сильнее левых. Под видом 'троцкистов' Сталин расстреливает сейчас не только остатки революционного поколения, но и слишком нетерпеливых сторонников буржуазного режима. В массах, не-сомненно, живы традиции Октябрьской революции. Вражда к бюрократии растет. Но рабочие и крестьяне, даже формально принадлежащие к так называемой партии, не имеют никаких каналов и рычагов для воздействия на политику страны. Ны-нешние процессы, аресты, изгнания, судебные и несудебные расстрелы представляют собою форму превентивной гражданской войны, которую бюрократия в целом ведет против трудящихся и которую наиболее последовательное бонапартистское крыло
бюрократии ведет против остальных менее твердых или менее надежных
