- Тогда положи дранку.
- Хорошо.
- Пойдем в дом. Там все и обсудим.
Исай вошел вслед за братом в большую комнату, сел на скамью у окна и подался вперед, всем своим видом показывая, что приготовился внимательно слушать.
- Сиди тихо, не отвлекайся. Постарайся понять. Это не сложно.
И он заговорил тихим, вкрадчивым голосом.
- Что ты думаешь о нашей жизни?
- Жизнь как жизнь.
- Одиночество и нищета. Что нас здесь держит? Еще когда ты был проводником, можно было сказать, что горы кормят нас.
Но теперь они больше не существуют для тебя. Ну а я никогда их и не любил.
Исай наклонил голову набок, чтобы не пропустить ни слова. По тону, каким брат говорил с ним, он понял, что речь пойдет о серьезном. Нужно быть повнимательнее и не сказать что-нибудь невпопад, не огорчить Марселена.
- Продолжай, - велел он.
- Если будет непонятно - переспроси.
- Хорошо.
- Там, внизу, - говорил Марселен, - люди живут полной жизнью, веселятся, делают деньги. А мы торчим в этом медвежьем углу, увязнув по уши в грязи, с керосиновой лампой и овцами.
- Ты прав, на нашей земле хлеб нелегкий, - пробормотал Исай и тут же понял, что его ответ понравился Марселену.
- Нелегкий! Тебе ли этого не знать! Так вот, с меня достаточно. Не нужно мне больше этой земли с ее нелегким хлебом.
- Что ты хочешь сказать?
- Что я уезжаю.
Слово упало, как камень в колодец. Перед глазами поплыли круги.
- Как уезжаешь? - выдавил он.
Марселен стоял перед ним, заложив руки в карманы, и спокойно улыбался:
- Да так вот и уезжаю. Переберусь в город.
Пойду в торговлю. Как младший Огаду.
Помнишь сына Огаду? Парень - не умней других. Три года назад открыл привокзальный магазин. Вертится понемногу. Подрабатывает тренером по горным лыжам. Продает спортинвентарь.
- Ты тоже будешь продавать спортинвентарь?
- Да хоть бы и так. Огаду предложил мне войти в долю. Это было бы неплохо. Работа непыльная. Да и деньги верные. Только я должен выплатить свой пай.
- Кому?
- Огаду. Если я хочу рассчитывать на прибыль, я должен вложить в дело свои средства, - Но у тебя же их нет.
- Нет, но я могу их раздобыть.
Исай не мог поверить, что все происходящее - не сон, что он у себя дома и слышит голос брата. Силы покидали его по мере того, как смысл сказанного доходил до его сознания. Он посмотрел на камин, чтобы хоть взглядом ухватиться за что-то, прочное и незыблемое.
- Ты слушаешь? - спросил Марселен. - Повтори то, что я сказал.
- Ты хочешь уехать, тебе нужны деньги.
- Да, так вот. Теперь я знаю, где их взять.
- Где же?
- А дом?
- Что дом?
- Он же стоит денег.
- Конечно.
- Вчера в городе я ходил к нотариусу, мэтру Петифону. Я ему все объяснил. У него есть покупатель.
- Какой покупатель?
- На дом... Серьезный человек. Денежный мешок. Промышленник с севера. Вот уже шесть лет он в отпуск приезжает в горы.
Ищет старый дом в местном стиле. Хочет построить себе шале. Мэтр Петифон уверен, что наш домишко ему подойдет. Мы продадим его на выгодных условиях, и причитающуюся мне долю я вложу в дело Огаду.
Он так частил, что Исай инстинктивно съежился, как под проливным дождем. Слова лились на него рекой: 'Домишко.., продадим.., войти в долю...' Потом он почувствовал сильный удар в грудь.
- Мы не можем продать дом.
- Почему?
- Мы оба здесь родились, здесь родился отец, дед...
- Вот именно. Их пример как раз и доказывает, что в этой дыре хоть всю жизнь надрывайся, как каторжный, а так ничего и не наживешь. А дом? Ты посмотри, что в нем хорошего?
- Но это же дом, - удивился Исай.
По правде сказать, попроси у него Марселен отрезать себе руку или ногу, то и тогда он не был бы так поражен, как сейчас. Он накрепко прирос к этому дому. Он был ничто без этой развалюхи, но и она была ничем без него. Марселен сделал шаг вперед. Свет от окна лег ему на лицо. В глазах не было злобы.
- Я понимаю, - снова заговорил он. - Мне тоже нелегко оставлять этот дом. Но когда идешь вперед, нужно освободиться от лишнего груза.
- Дом - не балласт, - ответил Исай.
- Нет, балласт, если на нем нельзя заработать.
- Где же я буду жить, когда мы продадим дом?
- В другом доме.
- С тобой?
- Нет, не со мной. Я же сказал, что переберусь в город.
Исай тряхнул головой.
- Как же я без тебя?
Он невольно вспомнил ту ночь, когда Марселен появился на свет. Он представил, как держал в руках беспомощный кричащий комочек, а мать, обнаженная, стонала, лежа на перепачканных простынях.
- Если не хочешь жить один - женись, - сказал Марселен.
Тельце новорожденного еще стояло у него перед глазами, и этот новорожденный говорит с ним внушительным, властным тоном.
- Пятьдесят два - еще не старость. Да и есть тут одна, она не прочь выйти за тебя:
Мари Лавалу...
Он сказал это так внезапно, что у Исая перехватило дыхание. Вся кровь прилила к лицу.
- Не трогай Мари Лавалу, - прервал его Исай, но Марселен не унимался.
- Она на пять лет старше тебя. Ну и что?
Недурна собой да к тому же здоровая, чистоплотная, работящая. Дом подновить немного - будет лучший в деревне. В одиночку ей трудно вести хозяйство. Ей нужен в доме мужчина. Ты же бегал за ней тридцать лет назад. Сам ведь мне рассказывал...
Да, так оно и было. Когда-то Исай был влюблен в Мари Лавалу. Но он робел перед женщинами и не открылся ей. Она жила одна с родителями. Ждала. Бледнела. А он мешкал. Ее родители умерли почти одновременно. Она переехала в долину: пошла в работницы к кюре. Исай долго молча переживал разлуку. Потом забыл ее. Из-за гор, которые все больше забирали его. Через двадцать девять лет кюре умер. Мари Лавалу вернулась в деревню и поселилась в большом пустом доме.
- При встрече со мной она всегда говорит о тебе, - продолжал Марселен. - Тебе будет хорошо у нее. Она станет ухаживать за тобой. Ты ни в чем не будешь испытывать недостатка. В таком возрасте, да при
