бухту.
На одном из них куском старой музейной гравюры высилась полуразрушенная оборонительная башня средневековой генуэзской крепости. В течение нескольких веков она охраняла расположенную здесь колонию беспокойных генуэзцев, торговавших с местными народами.
– Поселение на берегах этой бухты существовало задолго до генуэзцев. – перехватив его взгляд, сказал Тир Сулейменович. – Еще в пятом веке до нашей эры здесь поселились древние греки. Но и задолго до них здесь обитали люди. Эта бухта упоминается еще в Одиссее Гомера. Возвращаясь после победы из-под Трои, царь Итаки Одиссей зашел сюда отдохнуть и чуть не погиб от рук встретивших его команду коварных листригонов. Ученые считают, что в это время здесь жили тавры. Видимо, они и описаны великим поэтом под именем листригонов.
В честь тавров Крым и стали называть Таврией или Тавридой. Об этом народе мало, что известно. Никто не знает даже на каком языке они говорили. Предполагают, что тавры занимались пиратством. Они зажигали ночами у входа в бухту костры, чтобы привлечь проплывающие мимо суда. На вошедшие в бухту суда они нападали, товары и ценности захватывали, а оставшихся в живых моряков приносили в жертву своей главной богине – Деве… Мы с вами, Ермолай Николаевич, сидим на месте, над которым витают тени многих поколений людей, живших здесь когда-то…
– Вы – не только физик, вы еще и историк! – с искреннней завистью произнес Бебут.
– Я – любознатец.
– Это что за такая профессия? – удивился Бебут.
– Это не профессия. Это – склад души. Люблю знать. Люблю знать, как все устроено. Почему так, а не иначе. Вот, что такое электричество, например? И что такое – человек? Это – закономерный результат развития Вселенной или случайный продукт планетной эволюции?
Ермолай задумался… А он-то сам кто? Любознатец? Или – нет? Какой-нибудь – ленивец? Или равнодушец? Или простотакжитец?
– А знаете, как древние греки называли эту бухту? – наклонился над столом Доктор.
– Нет. – отчего-то тоже приблизил к Тукееву свою голову Ермолай.
– Сюмболон-лимне. Что означает, бухта знаков. – шепотом произнес Доктор. –
14. Человек с ружьем
Ермолай покинул Охотничий домик в недоумении.
Так с кем же сегодня должен был подписывать договор о продаже маслосырзавода Семен Лапкин? – спрашивал он себя. – С «Агротрестом»? С «Сибирскими продуктами»? С продовольственным концерном «Севернефти»?
Майор медленно ехал в зеленых ущельях Кормиловских улиц и напевал своим надтреснутым тенорком:
Ермолай смотрел на идущих по тротуарам немногочисленных горожан, и размышлял. Под собственный вокал ему думалось лучше всего.
Последние две строчки он повторил несколько раз:
«Волга» выехала на улицу, идущую над обрывом. Под ним текла великая река. А на другом ее берегу сизыми волнами уходила к Северному полюсу тайга. Открывающийся перед ним простор манил его, как магнит. Майор остановил машину, вылез из салона и подошел к дереву, растущему у самого края.
Он сложил ладони на затылке, потянулся и вдохнул острый, наполненный бальзамическими запахами, дикий воздух.
– Хорошо! – удовлетворенно сказал он и опустил взгляд ниже, на лежащую под обрывом неширокую светлую полоску песка. Там на сухой коряге сидел мужчина в камуфляжной куртке. Он низко склонился над лежащим у него на коленях продолговатым предметом. Видимо, это был рыбак. Чуть в стороне торчало укрепленное в песке длинное удилище.
Куртка, плечи, затылок показались Ермолаю знакомыми. Он пригляделся и удивился. На берегу сидел Дима Пилау, который никогда рыбной ловлей не занимался. Но еще больше он удивился, когда рассмотрел предмет, который Дима взял с колен и поставил на корягу вертикально. Это было охотничье ружье.
Бебут окинул взглядом кромку обрыва, обнаружил невдалеке сбегающую вниз тропинку и начал спускаться.
– Добрый день, Дима. – сказал он, подойдя.
Бывший научный сотрудник обернулся и, увидев, Ермолая, поднялся с коряги.
– Добрый день, Ермолай Николаевич! – поздоровался он, продолжая держать ружье в руке. Это была ижевская вертикалка с сильно потертым прикладом и потускневшим воронением стволов.
– Рыбалкой занимаетесь? – поинтересовался Бебут.
– Знаете, да. Товарищ приохотил. Собственно, это его снасть. – кивнул Дима в сторону самодельного удилища. – Увлекательная вещь. Вчера две приличных стерлядки поймал. Да, и сегодня одна уже есть. Неплохая добавка к обеденному столу! – заверил он таким тоном, будто сам обеденный стол был у него таков, что деликатесная стерлядка могла быть на нем лишь скромным дополнением.
Ермолай заглянул в ведро измятое так, словно им долго играли в футбол. Там, в прозрачной воде, действительно вяло шевелила плавниками и тыкалась в стенки вытянутым усатым носом небольшая стерлядка.
– А к охоте вас, Дима, тоже ваш товарищ приобщил? – спросил Ермолай.
– К охоте? Да что вы, Ермолай Николаевич! – осуждающе взглянул на майор Дима. – Охота – это же убийство! Звери же – не рыбы! Они же смотрят, когда мы в них стреляем! Они же просят нас, не убивать их. Они же удивляются нашей жестокости! Как вы могли такое подумать обо мне?
– Тогда зачем вам ружье? – взялся рукой за двойные стволы Бебут.
– Ах, это! Ну, что вы! Это – не для охоты! Это – для самообороны! Да, оно и не мое.
– А чье?
– Севино. Вот он, к сожалению, охотник! У него и документ нужный есть. Он в общество охотников каждый год очень большие деньги платит. Ему и в милиции разрешение дали. Участковый приходит каждый месяц, железный ящик проверяет, где оно лежит. Да вот он, и сам идет! – указал Дима на показавшуюся на обрыве мужскую фигуру.
Мужчина начал было спускаться по крутой глинистой тропинке вниз, но, неожиданно развернулся, с усилием взбежал вверх и исчез за краем обрыва.
– Что это с ним? – удивленно спросил Дима у Ермолая. – Вы не знаете?
– Я не знаю… – в свою очередь удивился майор.
– Может быть, он вас испугался? – предположил Дима.
– А чего ему меня бояться? Ружье, ты говоришь, у него зарегистрировано…
Бывший научный сотрудник помолчал, посмотрел себе под ноги, потом поднял глаза и решительно произнес:
– Знаете, Ермолай Николаевич, давно собирался вам сказать, но не хотел ставить вас в неловкое положение. Вас многие боятся. Это плохо. Люди не должны друг друга бояться. Но, может быть, это происходит от того, что они вас не знают. Они думают, вы – злой человек. Я вот вас знаю, и так не думаю.
– А кто же это меня боится?
– Многие. Сева, например. Вы же сами видели.
Бебут задумался.
– Дима, вот вы сказали, что ружье вам надо для самообороны… А, могу я вас спросить, от кого вы собрались обороняться?
– Понимаете, Ермолай Николаевич, – посмотрел вверх на обрыв Дима, – на город надвигаются
