обычно тянет либо за угол, либо на откровение. Но чаще всего, справив одну нужду, клиент норовил справить и другую. Ему хотелось излить душу. В такие минуты, плача и периодически припадая к кружке, он склонялся к ближайшему соседу и начинал жаловаться на свою судьбу: мол, что бы из него вышло, если бы не вышло то, что вышло. Из таких признаний, доносящихся от разных стоек, Потап вскоре узнал, что большинство посетителей пивнушки — это несостоявшиеся генералы, директора, писатели и просто большие люди. Бывали здесь, конечно, и мелкие людишки, но реже, да и то до второй кружки. После второй они также находили в себе нечто выдающееся и вырастали прямо на глазах. Но один большой человек для другого большого человека — слушатель неблaгoдарный. Особенно когда оба пьяны. Столкнувшись с непониманием и тупостью собеседника, они расходились, и в конце концов их страстное мычание приходилось выслушивать Потапу, который охотно всему верил или, по крайней мере, терпеливо слушал, что в данном случае одно и то же.
Откровенность же Мамая имела иной характер. В частности, он никогда не скрывал, что разбавляет пиво водой. Но в отличие от барыг он, заботясь о здоровье клиентов, доливает воду исключительно кипяченную. И эту заботу клиенты ценили. К тому же некоторым завсегдатаям Потап отпускал в долг, чем окончательно покорил любителей пива.
Но, несмотря на свою общительность, чекист никогда и никому не говорил, кем бы он мог стать, если бы не продавал пиво. И потому сам собой напрашивался вывод, что он стал тем, кем и хотел.
Потап и в самом деле управлялся со своим хозяйством так умело, что можно было подумать, будто ничего другого в жизни он не делал. Принимая из его рук накрытyю пеной кружку, никто из любителей и помыслить не мог, что считанные месяцы назад эти руки едва не загребли глыбу золота.
Провалившаяся козякинская кампания и воздействие пивных паров оказали на Мамая неблаготворное влияние. Он стал много курить и ругаться; шутил мало и грустно. Щеки его впали и заросли щетиной. Под глазами появились тени, а сами глаза смотрели безразлично и даже философски. Такие взгляды бывают у лиц, только что освободившихся из мест заключения. Словом, козякинские подпольщики с трудом узнали бы в нем целеустремленного и энергичного председателя. От недавнего Потапа осталось лишь название. Неизвестно почему, но завсегдатаи пивнушки звали его бригадиром.
В редкие вечера, поддавшись уговорам, Потап делал технический перерыв, усаживался на прилавок и рассказывал истории о похождениях одного своего знакомого. Знакомый этот был негром и к тому же немного придурковатым, потому что хотел найти клад. Мужики, слышавшие на своем хмельном веку немало баек, сидели с разинутыми ртами, словно дети. Те, что потрезвее, перемигивались, точно зная, что такого быть не может, но из уважения к рассказчику все помалкивали. Тем более что и байки были уж слишком занимательными.
— Так что, бригадир, бабы от него в обморок падали? — не выдержав, хохотали посетители. — Вот чертяка, а! А расскажи, как он статуи с крыши бросал. Вот болван!..
— Да, — мрачнел Мамай, — болван был редкий…
Однажды на 202-м км притормозил товарный поезд. Из крытого вагона на перрон выкатился человек, огляделся по сторонам, забросил за спину котомку и потопал прямо к пивному ларьку.
Был знойный послеобеденный час, когда утренние посетители уже пропили все деньги, а вечерние еще не пришли. Бродяга покрутился возле стоек, собрал пять полупустых кружек и, слив остатки пива в одну, нетерпеливо выпил. Дождавшись, пока из кружки выползла последняя капля, старик облизнулся и с сожалением осмотрел столики. Больше допивать было нечего. Отметив сей печальный факт, он несмело стал приближаться к ларьку, слабо надеясь выклянчить еще пивка.
Несколько минут он приглядывлся к продавцу с разных боков, то подступая к нему, то нерешительно отходя. Потап не обращал на пришельца никакого внимания. Внезапно лицо бродяги просветлело. Шансы получить бесплатное пиво резко возросли.
— О, — молвил посетитель, — а ты чего тут делаешь?
— Гербарий собираю, — хмуро отозвался Мамай, не поднимая головы.
Осмелев, старик подошел еще ближе. — А ты меня не узнаешь?
— Узнаю. Как же, как же — султан Брунея, пробурчал Потап.
— Не-а, — радостно захихикал старик, — не султан!
— Ну, тогда сдаюсь, — равнодушно признался чекист, исчезнув где-то под прилавком.
— А я вот тебя сразу признал. Только как звать, не помню, — не отставал бродяга.
Потап нехотя поднял голову и присмотрелся к человеку повнимательее. Тyт пришла и его очередь удивиться.
— О! — воскликнул чекист. — Бомж Бруевич! Еще шевелишься, старый хрыч?
— Ага, шевелюся! — ликовал бомж, чуя, что кружка пива ему обеспечена.
— Какими пyтями?
— Так этими… товарняком я.
— Пива хочешь? Пей, за счет клиентов заведения.
Бродяга отхлебнул пену и блаженно прищурился.
Но настроение Потапа неожиданно изменилось.
— Уходи, дед, — насупившись, сказал он. — Допивай и уходи.
— Чeгo это?
— Ты приносишь мне несчастье.
— Я, сьнок, уже давно никому ничего не приношу. Я могу только унести.
— Первый раз, когда я тебя встретил в Козяках, ты мне все дело испортил.
— Никогда в Козяках не был, — начал отпираться бомж.
— Как это не был?
— Никогда.
— А где же мы виделись?
— В Синельникове, на вокзале, — невозмутимо солгал старик.
— В каком еще Синельникове!
— Да-да, в Синельникове.
— Да я там сроду не был!
— Был, был, я тебя там видел.
— Так, значит, в Козяках не ты был?
— Не я.
— А ну, отдавай пиво, раз не ты.
Старик намертво вцепился в кружку.
— Я, я, я, — затараторил он, испуганно моргая глазами. — Запамятовал… Перепутал… Теперь вспомнил. Точно, В Козяках мы познакомились.
— То-то, — смягчился Потап.
Помолчали. Бруевич на всякий случай отодвинулся и принялся хлебать быстрее.
— А большое дело спортилось? — поинтересовался он, когда за остатки пива можно было уже не опасаться.
— Среднее, — сказал чекист задумчиво. — Метра на два.
Он налил себе полную кружку и залпом осушил. Бродяга с уважением посмотрел на старого знакомого и заискивающе улыбнулся.
— Эх, дед, — вздохнул Мамай, — расстроил ты меня. Надо было бы тебя прогнать. Ну да ладно, черт с тобой. Все-таки попался ты мне тогда еще в начале операции, когда все еще было