буддистов, и от простых атеистов. Если же у клиента пропадала или, напротив, появлялась вера в Бога, он мог рассчитывать на страховку. Но выбить из конторы деньги было труднее, чем их туда внести, ибо свое разочарование клиент должен был подтвердить документом. А так как бумагу, удостоверяющую наличие или отсутствие божественных сил, мог выдать разве что сам Господь, то шансы прогореть у Куксова были минимальными. Но козякинцы оказались народом темным и страховали свои религиозные взгляды с большой неохотой. Чтобы удержаться на плаву, потомственному дворянину приходилось перепродавать что бог пошлет.
Умудренный недолгим капиталистическим опытом, Владимир Карпович перестал доверять всему бесплатному. И потому, получив приглашение на сеанс исцеления, он заподозрил неладное. 'Нет никаких гарантий, что меня там от чего-нибудь излечат, — размышлял страхователь, отодвигая откpыткy на край стола. — Пусть сначала дадут гарантии… Однако… все-таки даром… Кто же даром их дает! Придется так и идти'..
Глава 2. Медитируйте, граждане, медитируйте!
В пятницу, к обеду, в Козяках начались волнения. Рабочие и служащие, безработные и пенсионеры ринулись избавляться от сглазов и наговоров. Билеты, были проданы за час до открытия кассы и стали предмeтoм спекуляции. К администрации Дворца культуры потянулись дальние родственники и нужные люди. Исполком с жалобами и угрозами осадили делегации от ветеранов труда, матерей-одиночек и национально-патриотических объединений. Прихватив с собой старые болячки и обнаружив новые, сотни козякинцев толпились у стен
Прорицатели сидели в костюмерной, суетясь, словно тараканы перед забегом. Потап торжествовал.
— Смотри, Гена, сколько публики набежало, а! — возбуженно говорил он, примеряя перед зеркалом чужой пиджак. — Насчет проводов я, конечно, поручиться не могу, но встречают нас под фанфары. Сегодня твой первый и, скажем прямо, последний звездный час. Больше такого скопления народа в твою честь никогда не будет. Разве что в зале суда.
— Зачем их так много? — уныло вопрошал туземец. Шум, доносившийся с улицы, пугал его. Иногда он вскакивал, подбегал к окошку и, будто прощаясь с родиной, смотрел наружу страшными глазами. — Откуда они все взялись?
— Ничего удивительного. Главное — широко развернуть рекламную кампанию. И я ее развернул.
— Но это дорого!
— Разумеется, это стоило больших усилий. Я потратил полдня, прежде чем разыскал нужного человека.
— Человека? — отрешенно спросил Тамасген.
— Старушку. Пришлось доверить ей сведения о нашем прибытии, под строгим секретом. И она, как видишь, его сберегла. Если бы мы всю неделю ездили по улицам и оповещали граждан через мегафоны, то эффект был бы гораздо меньший.
Эфиоп вновь впал в депрессию.
— Давай не надо, — трусливо предлагал он. — Отменим, пока не поздно.
— Как это — не надо? Как — не надо! Ты с ума сошел! Там толпа нездоровых людей. Они плохо спят, они не уверены в завтрашнем дне, картошка дорожает! Ты хочешь отнять у них надежду?
— А если не поверят?
— Если мы сбежим, не дав концерта, — не поверят точно. Будут бить по мордасам. Кстати, тебе, как главному, достанется больше. Так что — теперь только вперед! Открывайте шлюзы! — Мамай с беспокойством взглянул на часы. — Где же этот попрыгунчик? Черт! Я заказал ему наряд для тебя, в восточном стиле. Костюм старика Хотабыча, представляешь! Прямо из Дома пионеров. Да ты не дрейфь, Геннадий. Что тебе стоит? Ну, выйдешь, ну, сделаешь им рожу, ну, скажешь там чего-нибудь на своем наречии.
— А что говорить?
— Да что хочешь! Лучше всего какой-нибудь стишок, про верблюда там или тушканчика. Но при этом — вдумчивое лицо. Как будто тебя только что разбудили и ты еще досматриваешь сон. Итак, сейчас шесть. У нас в запасе еще минут пятнадцать. Как любые уважающие себя артисты, мы должны задержаться. Сиди здесь и жди Пиптика, я пойду подышу создавшейся атмосферой.
Тамасген остался один, дрожа от холода и страха.
Пробравшись к сцене, Потап осторожно выглянул из-за кулис и критически осмотрел публику. Зал был заполнен до отказа, в проходах расставляли дополнительные стулья. Зоркий глаз ясновидца без труда отыскал в толпе знакомые уже лица. В шестом ряду, у входа, сидел грустный Сидорчук. На правом фланге внимательные бабушки слушали выступление Кислыхи. В густых левых рядах подпрыгивал какой-то человечек. Потап присмотрелся — это был отставной кроха-майор. Он махал пророку шапкой и подавал таинственные знаки.
'Вот гадость! — разозлился Мамай, прикрыв щелку. — Как он мог меня увидеть?' Поразмыслив, он отодвинул занавес и поманил майора пальцем. Рассталкивая зрителей, служивый с готовностью кинулся к работодателю.
— Возьмите меня, — заблеял военный, — я дисциплину соблюдать буду…
— Молчать, — приказал Потап. — Заявление в письменной форме, быстро.
— Так точно, я уже пишу. А вы зачем здесь? А, понимаю, понимаю. Подбираем, так сказать, личный состав?
— Молчать. Написал? Занимайте прежние позиции и ждите указаний. Обстановка тяжелая. За разглашение тайны сниму с должности. Выполняйте.
— Есть! — Офицер хотел спросить, какая, собственно у него теперь должность, но не решился и, козырнув, удрал.
Не теряя времени, пророк раскрыл блокнот и принялся проверять почетных гостей по списку. Из приглашенных особ в первом ряду на седьмом и восьмом местах расположились супруги Коняки. 'Та, что рыжая, должно быть, жена, — определил Потап, — а рядом, здоровый, наверно, и есть Коняка'. На девятом сидел товарищ Брэйтэр в шапке, рядом Мамай с удивлением обнаружил Харчикова; Пепренко не явился. В кресле под номером тринадцать ютился Цап. Рядом, медленно жуя булочку, разместился Куксов.
Кто-то вежливо чихнул прорицателю в плечо.
— Можно начинать? — спросил директор
— Пиптик пришел?
— Здесь.
— Тогда пора.
Мамай стряхнул с плеча пылинку и смело шагнул на сцену. Представление началось.
— Дамы и господа! — возвал он хорошо поставленным голосом.
В зале стало тихо. Старички прекратили ерзать и семенить ногами и испуганно уставились на колдуна. Солидные передние ряды приосанились, и кое-кто снял шапку. Жены и мужья, зардевшись, отстранились друг от друга. На галерке щелкали семечки и снисходительно молчали. Все чего-то ожидали.
Оправдывая их ожидания, Мамай продолжил:
— Вот и настал тот счастливый день в истории вашего города, когда созвездие
