Идолов не кантовать

хватались за все без разбору. Голова шла кругом, по лбу струился пот. Большие, как арбузы, груди были повсюду. Их было уже шесть штук, и они напирали со всех сторон. Коняка начинал задыхаться.

— Трогайте, Мирон Мироныч! Трогайте! — подзадоривала гражданка Семенная, предлагая сразу четыре упитанные ноги. — Какой вы мужчина еротичный! Ваша супруга ничего в вас не понимает.

— Не понимает, д-дура! — распинался Коняка.

— Но вы лучше не кричите, ведь она заругать вас может.

— Да пошла она к ч-черту! Ы-ы-ы! — заголосил баптист, вцепившись в самую огромную белую грудь…

В ответ раздался звериный рык.

Мирон Мироныч разлепил один глаз и с ужасом осознал, что держится вовсе не за Людкин бюст, а за аналогичную часть тела Пятилетки Павловны.

— Люда… — пролепетал Коняка и пошевелил пальцами, не веря, что с ним случилась такая страшная беда.

Когда же поверил — было поздно.

— Ага, — сказала Пятилетка Павловна, вежливо убирая его руку, — Люда, Люда.

— А, это ты… то есть я говорю, это все ты, Пятя… то есть…

— Нет, — все так же тихо отвечала супруга, — это не я. Это Люда.

— Какая еще Люда? — попытался выразить удивление Мирон Мироныч.

— Где ты шлялся, кобелина? — Пятилетка Павловна была так расстроена, что даже отнесла супруга к мужскому роду, что случалось с ней крайне редко.

— Я был на задании! Не подходи ко мне, злая женщина!

Пятилетка Павловна встала во весь свой рост и достигла размеров волны цунами. Зав. отделом пропаганды отползал к стене, но чутье подсказывало ему, что спастись бегством не удастся.

— Я больше не буду, — успел пикнуть неверный супруг.

Цунами надвигалось медленно, но неотвратимо…

Глава 10. Светский раут

Изольда Куксова была воспитана на русской классической литературе. Произведения графа Толстого и Тургенева оставили в ее душе глубокий след. Любимые строки читались ею по многу раз. Особенно Изольде нравилось читать такие слова, как 'извольте', 'сударь', 'ваше благородие' и пр. Выучив два столбика великосветских выражений, она вдруг осознала, как страшно ей не повезло — ее родили не в то время, не в том месте и не при том режиме. По всем признакам Изольда Куксова должна была бы стать прямой наследницей английского герцога и осчастливить своим появлением знатного папашу во дворце с мраморными лестницами, в просторной спальне, на ложе с неисчислимым множеством подушек, бантиков и рюшей. Но вместо этого на свет ее извлекли грубые акушерки из общественного роддома № 3, да еще в городишке с убийственным названием Козяки, да еще в разгар социализма. Для Изольды это былo оскорблением.

Положение нужно было как-то исправлять. И так как столичная прописка приближала к высшей кассте, то само собой созрело решение ехать на учебу в Москву. Там были артисты, дипломаты и метро. Следовательно, и место Изольды Куксовой было тоже там.

Вопрос 'куда пойти учиться' волновал Изольду мало. Провалившись на первом же экзамене в текстильный институт, несостоявшаяся герцогиня подала документы в СПТУ службы быта, на специальность парикмахера: там тоже давали временную прописку и общежитие. Заветная цель была близка. Оставалось лишь набраться терпения.

Родители слали ей посылки с копчеными курицами и ежедневно мучили соседей сообщениями о том, что умница-дочь 'поступила в Москву'.

Время шло, менялась политическая обстановка, Иза брила бороды и стригла шевелюры, а недалекие москвичи по-прежнему не обращали на нее внимания. Да и выбирать, собственно, было не из чего. Клиент шел мелкий, в большинстве — плебейского происхождения. Попался, правда, один музыкальный критик, говорил, из князьев, но все, что ему было нужно, — ежемесячная бесплатная стрижка.

Терпение Изольды начинало лопаться. И лопнуло бы окончательно, если бы не случилось непредвиденное.

Страна, одной ногой уже стоявшая в коммунизме, неожиданно покатилась назад, быстро миновала социализм и основательно застряла в зарождающемся капитализме. В отдельных, наиболее передовых регионах явно стал просматриваться феодальный способ хозяйствования. В моду вошли титулы. Граждане с деньгами становились графами и князьями. Кое-где попадались маркизы. Люди поприжимистее в экономии женились на уже готовых дворянках. Дамы голубых кровей поднялись в цене.

Изольда поняла, что настал ее час. Дело оставалось за справкой, подтверждающей благородное происхождение госпожи Куксовой. Но беготня по инстанциям ни к чему не привела. Нечего было и помышлять о том, чтобы пробиться в восьмимиллионной толпе, населяющей столицу. В Козяки полетели телеграммы, содержание которых приводило в панику бывшего ответственного работника райкома партии. После долгих раздумий и консультаций с супругой Владимир Карпович решил, что быть дворянином не так уж плохо, и, покопавшись как следует в своей родословной, выяснил, что прадед его был когда-то судебным исполнителем. 'Я так и думал, — удовлетворился Куксов, возвышаясь в собственных глазах, — я чувствовал, что по моим жилам течет благородная кровь'. День спустя у него уже имелась бумага с круглой печатью, где значилось, что гр-н Куксов В.К. не кто иной, как отпрыск знатного дворянского рода, пустившего корни в Козякинском уезде в конце XIX века. Копия документа ценным письмом была отправлена в Москву.

Козырь был весомый. 'Мужчины с деньгами будут ползать по моим ногам', — размышляла коварная парикмахерша, кромсая чьи-то патлы.

К несчастью, то, что было написано в справке, не было написано на Изольдином лбу, и мужчины с деньгами не проявляли желания ползать по ее ногам. Впрочем, мужчины без денег — тоже.

Сперва надо их завлечь, планировала Иза, а потом — предъявить справку.

И потомственная дворянка стала завлекать ничего не подозревающих мужчин. Она завлекала их днем и ночью и делала это с таким усердием, что видавщая виды администрация СПТУ лишила ее временной прописки и койки в общежитии.

Москву Изольда покидала под звуки марша, которыми веселили отъезжающих вокзальные громкоговорители. Она лежала на боковой полке плацкартного вагона и провожала пыльные столичные окраины ненавидящим взглядом.

В бывшей столице СССР по-прежнему обитали артисты и дипломаты, в тоннелях метрополитена по-прежнему носились вагоны. И по-прежнему там хватало места всем: богачам и нищим, москвичам и приезжим, домохозяйкам и членам Государственной думы, — всем. Не было там только места для потомственной дворянки, предков которой занесло когда-то в тихий Козякинский уезд.

Но столичная жизнь не прошла для Изольды даром. В провинцию она вернулась настоящей светской львицей. Теперь она умела оттопыривать мизинец, когда держала ложку, томно курить и в нужные моменты падать в обморок. Но главное — Изольда Куксова умела говорить.

Разумеется, в этом не было ничего удивительного. Большинство людей владеют этим ремеслом уже в трехлетнем возрасте, но уже в этот период они говорят по-разному, и эта разница с течением времени не уменьшается. Отдельные категории граждан, учитывая род занятий и служебное положение, могут отдавать предпочтение тем или иным частям речи. Так, например, междометия чаще всего вырываются из уст младенцев и зрелых кокеток. Руководящие работники и милиционеры употребляют глаголы. Именами числительными оперируют бухгалтеры и заключенные.

Изольда Куксова предпочитала прилагательные. Все остальные части речи служили ей лишь