— Друг мой, твоя история тронула мое сердце. Теперь я знаю, почему оставил тебя здесь, почему решил, что в твоем взгляде видна душа, которая познала адские муки и небесные радости.
Джованни посмотрел на приора.
— Спасибо за все, что вы для меня сделали. Если бы не вы…
— Я поступил как слуга Господа и моих братьев, — прервал его монах.
— Но кто меня сюда привез? Я ничего не помню после того, как получил удар кинжалом.
— Какие-то крестьяне нашли тебя в хижине, принадлежащей ведьме. Увидев, что ты без сознания, они решили, что ты одержим дьяволом.
— Хижине, принадлежащей ведьме?
— Да, они хотели схватить ее, но, к счастью, женщине удалось убежать. Из того, что я понял, они нашли тебя на соломенном матрасе в подполе.
Джованни напряг память. Должно быть, речь шла о той лачуге, которую он построил на руинах дома своего учителя, там действительно был люк, ведущий в подвал.
— Луна!
— Прошу прощения?
— Луна. Это имя той целительницы, которая предсказала мне будущее и чью жизнь я спас.
— Да, эта часть твоей истории совершенно удивительна!
— Она жила в лесах Абруцци, всего лишь в нескольких днях пути от дома мессера Луцио. Наверное, это она спасла меня, и именно ее крестьяне хотели сжечь на костре.
— Крестьяне рассказывали, что она была красивой молодой женщиной.
— Да, это так. Наверняка это она бродила вокруг моей хижины как раз перед тем, как появились люди в черном…
— Так или иначе, она, должно быть, до сих пор прячется в лесу. Крестьяне не нашли ее.
— Хотя однажды я в ней усомнился, уверен, она — добрая женщина. — «И ее предсказание оказалось чистой правдой», — подумал Джованни.
— Теперь, когда память к тебе вернулась, есть еще одна загадка, которую я хотел бы разгадать, — произнес приор серьезным голосом. — Что случилось в лазарете? Дверь была заперта изнутри, и там находились только ты и брат Модесто, которого жестоко убили.
Джованни закрыл глаза. Ему было трудно вспомнить то происшествие, так как тогда разум еще не вернулся к нему. Но он сосредоточился, и смутные образы возникли из глубин его памяти.
— Один из фанатиков!
— Что ты имеешь в виду?
— Я помню его лицо! Один из пособников старика! Один из тех, кто убил мессера Луцио и Пьетро!
— Это невозможно!
— Я уверен. Мне никогда не забыть лица убийц!
— Но что произошло той ночью в лазарете?
— Все очень расплывчато. Я только вижу человека, который склонился надо мной и хочет задушить подушкой. На миг я пришел в сознание. Узнал лицо. Гнев вскипел в моем сердце. Я схватил нож, который лежал неподалеку, и вонзил в живот врага. Больше ничего не помню.
Некоторое время приор молча размышлял.
— Если ты говоришь правду — а как бы удивительна она ни была, у меня нет причины сомневаться в твоих словах, — значит, брат Модесто втайне от всех нас состоял в секретном обществе. Когда ты благодаря крестьянам оказался здесь, он узнал тебя и решил убить, испугавшись, что ты придешь в себя и узнаешь его. Он покинул дормитории среди ночи и отправился в лазарет. Чтобы его не застали во время преступления, запер дверь изнутри. Затем попытался тебя задушить. Должно быть, его нападение возымело неожиданный эффект, и сознание вернулось к тебе. Ты его узнал и, движимый жаждой мести, убил. На самом деле между вами, по-видимому, завязалась борьба, ведь тебя нашли лежащим на полу, а твоя рана открылась. Теперь все ясно. Убийца не сбежал, он был одним из тех двух, кого мы обнаружили в комнате.
Джованни молчал.
Приор закрыл лицо руками, затем вновь поднял глаза на гостя.
— А что случилось с братом Ансельмо, которого отравили несколькими днями позже? Ты его тоже убил?
Джованни искренне удивился.
— Что, когда я был без сознания, здесь произошло еще одно убийство? Я о нем не помню!
— Да, одного из братьев нашли отравленным. Но, похоже, он выпил яд, который предназначался тебе.
— Значит, в монастыре есть еще человек, который желает мне смерти…
— Наверное, тоже член секретного братства. Все это очень странно. — Дон Сальваторе немного подумал, затем спросил: — Помнишь ли ты икону, которую написал?
— Я написал здесь икону? — поразился юноша.
— Воистину умилительный образ! Пресвятую Деву с закрытыми глазами.
Джованни содрогнулся.
— Именно благодаря иконе мы выяснили, что ты бывал на горе Афон. Нам помог мой друг-торговец, который туда ездил.
— Вы узнали об этом?
— Да, нам даже известно твое монашеское имя — брат Иоаннис. Но настоятель монастыря, в котором ты оставался дольше всего…
— Симона-Петра?
— Да. Настоятель отказался сообщить о твоей судьбе и даже притворился, что не знает тебя, но один из монахов, родом из Италии, вспомнил твои необычные иконы и то, что ты родился в Калабрии… как моя бабушка!
— И вы занимались поисками ради меня?
— Надеялся, что это поможет вернуть тебе память… так оно и случилось, ты пришел в себя, услышав, как я напеваю калабрийскую колыбельную! Стена в твоем сознании между настоящим и прошлым рухнула.
Джованни внимательно посмотрел на приора. Если бы не сострадание этого человека, что бы с ним стало? Он сжал руку монаха:
— Благодарю, от всего сердца благодарю вас за заботу. Я больше не верю в Бога, но если, несмотря ни на что, Он все-таки существует, пусть Он сторицей воздаст вам за все, что вы для меня сделали.
— Так ты на самом деле утратил веру? — спросил приор, больше взволнованный признанием юноши, чем словами благодарности.
Джованни кивнул.
— Как я уже говорил, моя вера умерла в пещере, когда я понял, что Господь оставил отшельника, который посвятил ему всю свою жизнь. А то, что я испытал после — известие, что мои друзья погибли мучительной смертью, жестокость религиозных фанатиков, которые убивают во имя чистоты веры, — все это укрепило мое убеждение.
Дону Сальваторе хотелось продолжить дискуссию, но он вспомнил о распоряжении настоятеля перевезти Джованни в приют Святого Дамиана на рассвете.
— Я должен срочно увидеться с аббатом. Подожди меня здесь. Скоро заутреня — я поговорю с ним сразу же после службы, предупрежу, что среди нас есть убийцы, и попрошу, чтобы он решил, что с тобой делать.
Джованни ничего не ответил.
Приор надел черную рясу с капюшоном и открыл дверь в лазарет.
— Меня не будет час, может, чуть дольше. Никуда не уходи отсюда, не забудь запереть дверь.
Два часа спустя дон Сальваторе торопился обратно в лазарет. Он рассказал в общих чертах историю Джованни аббату, и тот, хотя и отнесся к ней с недоверием, согласился пересмотреть свое решение и выслушать юношу. Но настоятель не хотел, чтобы разговор произошел в монастыре. Жизнь юноши была под
