угрозой, его срочно требовалось перевезти в безопасное место, и потому дон Теодоро предложил отправить его, как планировалось раньше, в приют Святого Дамиана, а уже оттуда выпустить на свободу.
Дон Сальваторе постучал в дверь. Никто не ответил, и тогда он позвал юношу по имени. Ничего. Монах торопливо распахнул дверь, которая оказалась незапертой. Заглянул внутрь и не смог сдержать крик.
В комнате никого не было.
В глаза приору бросилось слово, криво вырезанное ножом на деревянном столе: «Спасибо».
Глава 60
Джованни прибыл в Анкону.
Проскакав во весь опор вдоль побережья, он преодолел примерно сорок лиг, отделяющих монастырь Сан-Джованни в Венери от крупного порта на берегу Адриатического моря, меньше чем за сутки, сделав только одну остановку, чтобы дать передохнуть лошади. Он знал, что его не преследуют, хотя, должно быть, монахи уже обнаружили его исчезновение вместе с лошадью, которую он украл из конюшни. Джованни чувствовал угрызения совести из-за того, что обманул доверие приора, который был так добр к нему, и потому дал себе слово заплатить за коня, когда выполнит свою миссию. Довольно простую миссию: найти и уничтожить старика, который пытал и убил мессера Луцио и Пьетро.
Когда юноша остался в лазарете один, он не стал медлить. Слишком опасно было оставаться там, где его уже дважды пытались убить, хотя бы на час. Инстинкт говорил Джованни, что нужно бежать. Конечно, юноша мог бы попытаться отыскать среди монахов тех, кто втайне от старших состоял в секретном братстве. Но он не только хотел избежать нападения прежде, чем будет к нему готов, — мысли Джованни целиком занимал циничный старик. Юноша не испытывал ничего, кроме испепеляющей ненависти к этому злобному фанатику, который втянул в кровавую драму множество слабых душ, убежденных, что действуют во имя благого дела. Нужно найти его и убить. Тогда тайный орден будет обезглавлен, а ужасная смерть друзей — и, без сомнения, других безвинных людей! — будет отмщена. Перед тем как отдать приказ убить Джованни, старик сообщил нечто важное — он живет в Иерусалиме. И потому юноша был одержим лишь одной идеей: добраться до колыбели христианства. Он знал, что из Анконы корабли отплывают на восток. Благодаря украденной лошади юноше не только удалось скрыться от возможных преследователей; он собирался продать ее, чтобы заплатить капитану судна.
Джованни вошел в город, ведя усталое животное за повод, и обратился к торговцу. Тот сказал юноше, что трехмачтовый корабль с множеством паломников на борту отплывает к Святой земле следующим утром. Джованни мучил голод, но купить еду было не на что, и потому юноша сговорился с купцом о продаже лошади. Тот дал хорошую цену, несмотря на жалкое состояние животного. Джованни отправился перекусить в таверну, а потом на поиски корабля. При виде оборванного, изможденного путника капитан вначале отказался взять его на борт, сказав, что корабль переполнен. Но когда Джованни показал ему золотые монеты, согласился, рассудив, что судно вряд ли пойдет ко дну из-за лишнего пассажира. Однако, чтобы избежать жалоб в дальнейшем, предупредил юношу, что двухнедельное путешествие будет весьма нелегким: пища отвратительная, к тому же пассажирам придется все время проводить на палубе, какой бы ни была погода, ведь трюмы забиты товарами, а паломников так много, что яблоку негде упасть. Джованни расплатился сразу, не торгуясь. Сумма, запрошенная капитаном, показалась ему разумной, к тому же у него еще оставались деньги, чтобы некоторое время прожить в Иерусалиме.
На корабле, помимо экипажа, было полно народу — больше двухсот человек, по приблизительным подсчетам, — все паломники, которые собирались отпраздновать Пасху в местах, где Иисус умер, а потом воскрес. Джованни взял миску, ложку и толстое шерстяное одеяло, стоимость которых входила в плату за путешествие, и устроился на носу корабля. Он кивнул соседям, сел, привалившись к бортовому ограждению, и почти сразу же заснул, измученный долгой скачкой.
Трехмачтовое судно медленно продвигалось вперед. Подгоняемый попутным ветром, корабль на хорошей скорости прошел вдоль побережья Италии до оконечности Апулии и, миновав полуостров Пелопоннес, оказался в открытом море, но тут заштилело. Стояла прекрасная, мягкая погода. Джованни подружился с паломником по имени Эмануил. Тот был родом из Фландрии, и ему пришлось пересечь всю Европу, чтобы добраться до Анконы. Эмануил давно вдовствовал и дал обет совершить паломничество в Святую землю после того, как его единственная дочь двадцати лет едва не умерла при родах. Он вверил свое дело заботам зятя и по меньшей мере на полгода покинул родину. Джованни не стал говорить ему об истинной цели своего путешествия. Как он мог признаться человеку, мечтающему вознести молитвы в местах, где жил Иисус Христос, что направляется в Иерусалим, чтобы убивать?
На девятый день пути капитан возвестил пассажирам, что корабль находится неподалеку от берегов Крита. Упоминание об этом острове словно задело струну в сердце Джованни; он вспомнил ужасный год, проведенный на венецианской галере, кораблекрушение и свое чудесное спасение. Он вновь подумал о том, как обратился к Господу перед иконой Богоматери с младенцем. Джованни открыл тогда для себя любовь Иисуса и Его матери, и благодать снизошла в его душу. На какой-то миг ему захотелось помолиться, но воля его была тверда. «Нет, — сказал он сам себе, запирая дверь своего сердца на замок, — Бога нет. Добрый Господь не оставил бы несчастного Ефрема в отчаянии. Добрый Господь не позволил бы, чтобы моих друзей, прекрасных душой, замучили, прикрываясь Его именем. Иисус умер на кресте, и Его самопожертвование всегда будет волновать людей, но не спасет их. Нет ни воскрешения, ни искупления, ни вечной жизни. Только нелепость бытия, в котором радость и злодейство существуют бок о бок». Джованни решил, что отныне он отвергает не только библейского Бога и божественную природу Христа, но и платонические понятия красоты, истины и добра. Конечно, природа предлагает немало примеров прекрасного. Несомненно, в человеческом сердце может таиться стремление к добру, которое Иисус и другие выдающиеся личности пытались освободить. Вероятно, человеческий разум тянется к познанию и истине. Но зло, заблуждения и жестокость так же сильны в этом мире, а может, еще сильнее. Джованни уже не мог согласиться с тем, что Высшее Благо создало мир и теперь управляет им. Не менее нелепой, по мнению Джованни, была вера в существование двух противоположных Божественных начал, источника Добра и источника Зла, которую исповедовали манихеи и катары. Юноше не осталось ничего другого, как верить в людей и надеяться на них, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, ввергло его в глубокое уныние.
Мысли Джованни медленно двигались в такт равномерному покачиванию корабля, когда вдруг впередсмотрящий воскликнул:
— Справа по борту парус!
Те, кому было лучше видно, заметили на горизонте точку. С каждой минутой она становилась все больше, это означало, что незнакомый корабль направляется в их сторону. Однако он был еще слишком далеко, чтобы определить его принадлежность или намерения.
— Только бы не пираты! — воскликнул Эмануил, не отводя взгляда от маленькой черной точки.
— Особенно не берберские! — поддержал его Джованни, вспомнив, что случилось с Еленой и Джулией.
— Пусть уж лучше берберские, чем другие, — заметил моряк, стоявший неподалеку. — По крайней мере, нам сохранят жизнь — продадут в рабство.
— Если же это пираты-христиане, — сказал Эмануил, — то они отпустят нас с миром.
— Нет, если это французы, — возразил моряк. — Они заключили союз с берберскими пиратами и договорились атаковать корабли, которые плавают под флагом Священной Римской империи. — Он сплюнул за борт и продолжил: — Сегодня вторник, день Марса… дурной знак.
Стояла безветренная погода, на торговом корабле не было гребцов, и потому он не мог уйти от таинственного судна, которое явно направлялось к нему. Чем ближе оно подходило, тем сильнее волновались моряки.
— Трехмачтовое судно! — снова крикнул впередсмотрящий.
— Смотрите, как быстро оно движется, хотя ветра нет! — произнес моряк рядом с Джованни. — На нем, должно быть, много гребцов.
Он снова сплюнул за борт.
