Он бы мог на дне пучины по ночам пастись И — ступенька за ступенькой — побежала ввысь Женщина и вмиг на кровлю круглую вбежала, У подножия престола шахского предстала И, смеясь, с быком на шее перед ним стояла. Шах вскочил, от изумленья ничего сначала Не поняв. Воскликнул: «Это — наважденье сна!» С шеи на пол опустила тут быка Фитна, И, лукаво подмигнувши, молвила она: «Кто снести способен наземь то, что я одна Вверх благодаря чудесной силе подняла?» Шах Бахрам ответил: «Это сделать ты могла Потому, что обучалась долгие года, А когда привыкла, стала делать без труда; Шею приноравливала к грузу день за днем. Тут — лишь выучка одна, сила — ни при чем!» А рабыня поклонилась шаху до земли И сказала: «Терпеливо истине внемли! Ты за долг великой платой должен мне воздать. Дичь без выучки убита? А быка поднять — Выучка нужна? Вот — подвиг совершила я! В нем не сила, в нем видна лишь выучка моя? Что же ты, когда онагра подстрелить умел, Ты о выучке и слова слышать не хотел?» Милую по тем упрекам вмиг Бахрам узнал; В нетерпенье покрывало он с луны сорвал, Ливнем слез ланиты милой жарко оросил. Обнимал ее, рыдая, и простить просил. Выгнал прочь и злых и добрых, двери притворил, Молвил: «Хоть тебе темницей этот замок был, Я, послав тебя на гибель, убивал себя. Ты цела, — а я разлукой истерзал себя». Села дева перед шахом, как сидела встарь И сказала: «О смиривший смуту государь! О разлукою убивший бедную Фитну! О свиданьем ожививший бедную Фитну! Пыл моей любви меня же чуть не задушил. Шах когда с копытом ухо у онагра сшил Не пернатою стрелою — шариком свинца, Небеса поцеловали руку у стрельца. Я же, если в сдержанности доброй пребыла, От любимого дурное око отвела; А всему, что столь прекрасно кажется для нас, Нанести ущерб великий может вредный глаз. Я ль виновна, что небесный прилетел дракон И любовь затмил враждебным подозреньем он?» Взяли за сердца Бахрама милые слова, Он воскликнул: «О, как верно! О, как ты права! Был бы этот перл навеки камнем раздроблен, Если б он слугою честным не был сбережен».
