Вот к возлюбленному пери та явилась вновь, В ней еще сильней горела к юноше любовь. За руку ее хозяин, крепко взяв, повел В чащу сада и глухое место там нашел. Где был густо крепких сучьев свод переплетен, Будто на ветвях деревьев был поставлен трон. Он красавицу в укромный этот уголок, Нетерпением пылая, как в шатер, увлек. Пышную траву, как ложе, для нее примял, И, горя восторгом, к сердцу милую прижал. Как жасмин — на саманидских шелковых коврах Наконец была тюрчанка у него в руках. Вновь он вместе был с прекрасной девой молодой. Млея, роза истекала розовой водой. Наконец была в объятьях у него луна. Он ласкал ее. В обоих страсть была сильна. Быстро кости продвигал он, клетки захватил, Он соперницу, казалось, в нардах победил. Миг один ему остался — крепость сокрушить И бушующее пламя влагой потушить. Полевая мышь на ветке, возле лежа их, Подбиралась осторожно к связке тыкв сухих, Что на дереве подвесил садовод-старик. Мышь веревку этой связки перегрызла вмиг. На землю упала связка; раскатясь кругом, Загремели тыквы, словно барабанный гром, Будто грянул отступленья грозный барабан* На ноги вскочил хозяин, страхом обуян. С грохотом вторая связка наземь сорвалась – И опять газель от барса вихрем унеслась. А хозяин думал: «Стража в барабаны бьет, Мухтасиб, стуча в литавры, с гирями идет...» Бросив туфли, он в смятенье — тоже наутек. Где бы спрятаться, искал он в чаще уголок. Задыхаясь от испуга, трепеща, бледна, К двум подругам прибежала бедная луна. Время некое молчала; дух перевела, В руки чанг взяла, завесу тайны подняла. Так запела: «Я слыхала, смущена душой, Что влюбленный повстречался с девой молодой. Он желанного добиться от нее хотел, Знойною объят любовью, истомлен тоской. К сердцу юную тюрчанку он хотел прижать, — Быть в объятьях кипариса лилии весной. Яблоков ее, гранатов жадно он хотел, Всей душою он тянулся только к ней одной. Чтобы двери клада перлов наконец открыть, Прикоснуться к тайной двери он хотел рукой, Иву красную прозрачной кровью обагрить И смешать на чистом блюде леденцы с халвой.
