– Полагаю, вы можете найти их и задать им все интересующие вас вопросы, – сдержанно ответил офицер.
– Вы правы, – кивнула Амалия. – Но только, если я буду действовать от своего имени, еще неизвестно, захотят ли они разговаривать со мной. А так – барышня из «Петербургского вестника» выполняет редакционное задание, ищет сенсационные подробности, пристает ко всем с расспросами, и никто не станет задумываться, почему она здесь и какую цель преследует.
– И какую же цель вы преследуете? – улыбнулся Александр.
– Найти человека или людей, которые убили Николая Петрова, и добиться их наказания, – спокойно ответила Амалия.
– Вы это серьезно? – изумился ее собеседник.
– Да. Я дала Даше слово и намерена его сдержать.
– Но вы не можете заниматься этим! – вырвалось у офицера.
– В самом деле? – Глаза Амалии сверкнули. – Что-то я не припомню среди законов Российской империи такого, который воспрещал бы мне отправиться, когда я хочу, на Фаянсовую улицу и пообщаться с местными жителями.
По ее тону Александр понял, что отговаривать девушку бесполезно, и предпочел смириться. Впрочем, он еще не оставлял надежды, что та делает все это лишь для очистки совести.
– Вряд ли вам придется по вкусу общение с ними, – проворчал Александр. – И что, собственно, вы собираетесь найти? В заметке и так сказано все, что вы хотели знать.
– Нет, не все, – отрезала Амалия. – И главный вопрос, который меня интересует, – почему тело лежало на пустыре три дня и никто не обратил на него внимания? Есть еще и другие вопросы, но с ними, вероятно, я уже пойду в полицию. К примеру, сколько случаев, похожих на этот, имели место в данной части города, какие подозрительные личности там промышляют, где они могут сбывать краденое, и так далее. И еще две вещи меня интересуют: свидетели и следы. Потому что мы живем не на Луне, и всегда есть кто-то, хоть что-нибудь да видевший. Ну а следы остаются всегда, надо только уметь их распознать.
У Александра возникло впечатление – кстати сказать, превратное, – будто он только что услышал монолог из какого-нибудь популярного авантюрного романа. Конечно, эта девушка просто вообразила себя героиней очередного «Рокамболя» и по молодости даже не подозревает, что жизнь и книги – два совершенно разных мира. Но если в книге ей легко сойдет с рук, что она пытается разоблачить убийцу, то в реальности с ней могут произойти крупные неприятности. И, так как Александр видел, что ему не удастся переубедить спутницу, он решил просто держаться поблизости и прийти на помощь, если в ней возникнет нужда.
Карета миновала Дворцовый мост, проехала весь Невский проспект и покатила по Шлиссельбургскому проспекту вдоль Невы. Это была уже окраина Петербурга. Позади остались купола Александро-Невской лавры, домов, и прохожих становилось все меньше и меньше. Мелькнул кабак, из которого доносились звуки разбитой гармоники и пьяный смех. Александр нахмурился. Ему очень не нравилось это место.
– Тпрру! Приехали, сударыня, Фаянсовая.
– Жди нас здесь, – распорядилась Амалия, соскакивая на землю.
– А долго ли? – спросил возница, с надеждой косясь в ту сторону, где остался кабак.
– Недолго, – успокоила его Амалия. – Если что, за ожидание заплачу вдвое.
– Вот это дело, сударыня! – тотчас же повеселел возница. – А что у вас за интерес-то на Фаянсовой улице? Может, я помочь могу? У меня брат родной тут живет.
Все складывалось куда удачнее, чем думал Александр. Брат был вскоре поднят из-за стола и доставлен пред карие очи петербургской корреспондентки. Дальше больше: оказалось, что брат лично водил знакомство и с рабочим, который нашел тело, и с дворником, вызвавшим полицию. Оба сейчас находились в кабаке, но, как заверил брат возницы, к этому часу они еще не пьяные и вполне пригодны для беседы. Тогда Амалия посулила ему гривенник, если мужчина приведет обоих.
Дворник Еремей Панкратов оказался простого вида мужичком в рваном тулупе, а рабочий Макар Дерюгин – бородатым детиной на голову выше Александра, с широченными плечами. Достав записную книжку и карандаш, Амалия стала морщить лоб и задавать вопросы. Она хотела знать все: где находится пустырь, на котором обнаружили тело, как именно его обнаружили, что сказал полицейский, когда увидел убитого, и все прочее в таком же роде. Для оживления памяти обоим конфидентам также было обещано по гривеннику, если, конечно, те вспомнят что-нибудь интересное.
– Да что тут вспоминать, сударыня? – басил Макар, возвышаясь над хрупкой Амалией. – Вечером-то первого марта кабаки все закрыли из-за известного события… вот оно как. А выпить хочется, душа, понимаете, просит… И я пошел, значит, напрямик через пустырь, хотел к куму завернуть на Хрустальную – тут у нас поблизости Хрустальная улица, значит, и на ней тоже наши, заводские, живут. Шел я, значит, к куму и вдруг вижу – человек лежит. Я было решил, что пьяный, но он такой бледный был, и на шее у него полосы… синие, да. Тут я и смекнул: явно скверное дело случилось, ох, скверное! Ну и побежал за Еремеем. Потом мне в полиции разные вопросы задавали…
– Ты убитого знал? – спросила Амалия.
– Я? – Макар выпучил глаза. – Вы не обижайтесь, сударыня, но вы точь-в-точь такой же вопрос мне задали, как и господин квартальный… Да ничего я его не знал! И в глаза не видел…
– Я потом с народом говорил, – вмешался дворник. – Никто его тут не видел, совсем! Вроде чужой какой-то, должно быть.
– А что, на тот пустырь никто не ходит? – с невинным видом спросила Амалия. – Раз он несколько дней там лежал, как говорят…
Однако дворник стал категорически отрицать, что Николай Петров мог пролежать на пустыре три дня.
– Это, сударыня, никак невозможно, потому что дети днем постоянно там играют – в любую погоду, им и родители не указ. Да и я тоже, бывает, через пустырь хожу на Хрустальную. За день до того ходил – никакого мертвого тела не было.
Но Амалия на том не остановилась, а потребовала привести детей, которые играют на пустыре. Поговорила и с ними и дала им несколько копеек на пряники. Дети, впрочем, подтвердили то, что раньше сказал дворник: никакого тела днем первого марта на пустыре не было.
– Так… – задумалась Амалия, поправляя пенсне, которое придавало ей чрезвычайно ученый вид.
– А кто помнит, не появлялась ли на Фаянсовой улице вчера, ближе к вечеру, какая-нибудь телега? Или экипаж, или повозка незнакомая, я хочу сказать. Может быть, она заворачивала в сторону пустыря? А ехала, я так полагаю, со стороны Шлиссельбургского проспекта, – добавила Амалия, подумав.
Макар и Еремей изумленно переглянулись и сказали, что они ничего такого не помнят. Но один из ребятишек, застенчиво поковыряв в носу, сообщил, что вчера вечером он сидел дома и видел сквозь метель, как по улице проехала какая-то карета. Только она была очень старая и вся обшарпанная. И вообще в другое время он бы не обратил на нее внимания.
– Так-так, – быстро сказала Амалия. – То есть это было до того, как обнаружили тело на пустыре?
– Вроде да, – отвечал местный гаврош. – Я помню, потом бабка прибежала и стала голосить, что раньше у нас только по пьяни дрались, а теперь совсем люди креста не имут – убили человека молодого, и хоть бы что.
– Правда? – спросила Амалия у дворника. – То есть у вас раньше не было убийств, подобных этому?
– Да тихо у нас тут, сударыня, – смущенно отвечал Еремей. – Разве что по пьяни кто подерется. Или муж жену вразумляет…
– Или она его, – добавил огромный Макар и почему-то шумно вздохнул.
«Уж не тебя ли? – подумал Александр. – Однако!»
– А чтоб такое, то есть убили, чтобы обчистить, подобного отродясь не водилось, – продолжал Еремей. – Да и что у нас возьмешь-то, по правде говоря…
– Ну ладно, – сказала Амалия, дала пятак мальчишке, видевшему карету, и два гривенника вместо одного Макару. – Еремей! Отведи-ка меня на пустырь, где его нашли.
– Экая у вас, барыня, работа-то тяжелая, – уважительно сказал Еремей, но спорить не стал.
Так как уже стемнело, он зашел к себе, взял фонарь и повел Амалию с Александром в интересующее их место, расположенное между Фаянсовой и Хрустальной улицами. Потом, когда офицер вспоминал это
