— А Зарванцев?
— Года три назад Алик у нас на заводе дизайнером работал и вел кружок любителей живописи. Там мы познакомились. Я в то время очень сильно увлекался красками.
— Когда вы портрет Холодовой писали? — внезапно спросил Антон.
Деменский смутился.
— Перед отъездом в Свердловск как-то навалилось минорное настроение, решил проверить свою зрительную память.
— По-моему, вы хорошо владеете кистью.
— Какое там хорошо… По сравнению, скажем, с тем же Зарванцевым, я — дилетант.
— Зарванцев хороший художник?
— Оформитель Алик прекрасный, ну и… профессионал, словом.
— А как человек что он собою представляет?
— Очень скромный, однако любит водить знакомства со знаменитостями и влиятельными людьми. Из простых смертных, пожалуй, с одним Овчинниковым общается. Анатолий, в общем-то, неплохой парень. У него что на уме, то и на языке. Вдобавок — неудержимая энергия и потрясающий оптимизм. Алику как раз этого не хватает.
— Понятно, — сказал Антон. — Вы их познакомили?
— Напротив. Впервые я встретился с Овчинниковым у Зарванцева. Они вместе в школе учились.
— Как Холодова оказалась в их компании?
— Зарванцев говорит, что Овчинников привел Саню в «Орбиту». Больше он ничего не знает.
— О чем они говорили в ресторане?..
— Я не интересовался у Алика ресторанным разговором.
— Куда исчез Овчинников?
— Не знаю, — Деменский рассеянно посмотрел на кончик сигареты. — Может быть, подался в Раздумье — на Обском море есть такой рыбачий уголок.
— На чем туда можно добраться?
— У Анатолия собственный катер с подвесным мотором. Он ведь бывший речник…
Бирюков быстро написал Голубеву записку: «Позвони в госинспекцию по маломерным судам. Пусть поищут А. Н. Овчинникова в Раздумье. Если найдут, сразу — в Новосибирск. Мы здесь встретим».
Голубев вышел из кабинета.
Глядя, как Деменский нервно прикуривает следующую сигарету, Антон вспомнил полную пепельницу окурков на кухонном столе в квартире Юрия Павловича.
— Холодова курит? — неожиданно спросил он Деменского.
— Нет, — коротко ответил Юрий Павлович и тут же поправился: — Впрочем, когда сильно нервничает, хватается за сигарету… Странный вопрос…
— Ничего странного, — спокойно сказал Антон. — Экспертизой установлено, что Холодова перед происшествием выкурила почти полпачки сигарет.
Деменский растерянно посмотрел на зажигалку, которую держал в руке:
— Непохоже на Саню.
— Вы спички Балабановской экспериментальной фабрики покупали?
— Какие?
— С зелеными головками, в картонном коробке.
Юрий Павлович, словно демонстрируя, показал Антону зажигалку:
— Много лет вот этим пользуюсь.
Антон Бирюков раскрыл папку со следственными материалами, накануне взятыми у Маковкиной для изучения, отыскал помятый листок с начатым заявлением прокурору и, подавая его Деменскому, спросил:
— Не знаете, чей это почерк?
Деменский нахмурил брови:
— Кажется, Холодова писала…
— О чем она хотела заявить?
— Честное слово, не знаю.
Бирюков показал письмо со стихами.
— А это послание вам знакомо?
Деменский тыльной стороной ладони вытер лоб и тихо ответил:
— Это Саня после новогоднего конфликта мне присылала. Стихи я переписал из сборника Рубцова. Хотел отправить Сане, но передумал. Помню, сунул в какую-то книгу и забыл.
— Между тем письмо обнаружено в кармане платья Холодовой…
— Видимо, Саня рылась в моих книгах и нашла… — Юрий Павлович сосредоточенно рассматривал листок. — Истерику какую-то под стихами написала, раньше не было этого.
Бирюков пробежал взглядом по письму.
— Послушайте, Юрий Павлович, две фразы… Первая: «Состояние было ужасное, и продолжалось оно до твоего звонка». Фраза вторая: «Реваз меня теперь не беспокоит, все пока тихо». — Взгляды Бирюкова и Деменского встретились. — О каком звонке идет речь, если вы полностью порвали отношения с Холодовой, и кто такой Реваз?
Деменский смутился, как уличенный во лжи ребенок. Отведя взгляд в сторону, невнятно забормотал:
— Видите ли, в чем дело… так получилось, что… Короче, я действительно звонил Холодовой после конфликта. Извинился за пощечину. Понимаете, ударить женщину… Что касается Реваза, то это Санин знакомый еще с омской поры.
— Кто он такой?
— Реваз Давидович Степнадзе. Пенсионер. Живет в Новосибирске на Затулинском жилмассиве, по улице Зорге. Летом подрабатывает проводником в пассажирских поездах. Измучил Саню своими заказами на дефицитные книги.
— А вы что заказывали Ревазу Давидовичу в Адлере? — сделав ударение на слове «вы», опять задал вопрос Антон.
Деменский растерялся:
— Фруктов… просил привезти.
«Кажется, нашелся мужчина кавказской наружности», — с облегчением подумал Бирюков, отыскивая в следственных материалах телеграмму из Адлера. Найдя ее, протянул Деменскому.
— Прочтите, пожалуйста, вслух.
— «Заказанное достал встречай Реваз», — без пауз, монотонно проговорил Юрий Павлович.
— Встретили?
— Я ведь в Свердловске был. Впервые вижу эту телеграмму.
Антон помолчал:
— Неужели, Юрий Павлович, фрукты в Адлере стали такой редкостью, что их непременно надо доставать?
Деменский ошеломленно уставился в телеграмму:
— Не знаю, почему Реваз Давидович так написал. Конечно, правильнее было бы: «Заказанное купил»… — И вдруг, словно догадался: — Степнадзе, вероятно, слабо разбирается в тонкостях русского языка. Видимо, в его понимании «купил» и «достал» — одно и то же.
Исподволь наблюдая за Деменским, Бирюков подметил характерную деталь: как только разговор зашел о Степнадзе, Юрия Павловича вроде подменили. Он стал походить на человека, не привыкшего лгать, но волею сложившихся обстоятельств вынужденного это делать. Чтобы проверить свое предположение, Антон решил перевести разговор на другое:
— Где вы в Свердловске жили?
— У двоюродной сестры, на улице Минометчиков, тридцать восемь… — быстро ответил Деменский и, назвав номер квартиры, с явным облегчением добавил: — Можете проверить.
— Проверим, — убирая телеграмму, сказал Антон. — Как фамилия вашей сестры?
