— Нет, я смелый.
— А они?..
— Они меня боятся.
— Хотите, сделаю для вас что-нибудь хорошее?
— Сделайте.
— Давайте наколдую, что в этом деле, которое теперь расследуете, ни одного трупа не будет…
— Вы колдунья? — принимая игру, спросил Антон.
— Ужасная. Елизавета Казимировна передала мне духовное завещание. Колдовать?..
— Колдуйте!
— Кол-дую… — Зорькина сосредоточено уставилась вдаль, словно хотела разглядеть что-то непонятное в приближающемся березняке, и замерла, будто нахохлившаяся птица. Через несколько секунд она облегченно вздохнула: — Трупов не будет.
— Прекрасно, — улыбнулся Антон. — Теперь наколдуйте еще что-нибудь хорошее.
Марина опять, уставясь взглядом в березняк, затаила дыхание и неожиданно вскрикнула:
— Явление Христа народу!
Бирюков ничего не успел понять — метров за сто впереди из-за березняка на дорогу выскочил босоногий Торчков и, петляя, как заяц, устремился навстречу машине. Бежал старик не быстро, но с таким угрожающе-отсутствующим видом, что, казалось, будто он вознамерился протаранить «Жигули». Антон плавно затормозил и, чтобы привести земляка в чувство, громко окликнул:
— Иван Васильевич! Что случилось?
Пробежав по инерции еще несколько шагов, Торчков изумленно остановился. Щелкнув вставной челюстью, он вроде бы хотел развернуться обратно, однако, разглядев наконец сидящего в машине Бирюкова, с большим трудом выдохнул:
— Игнат Антоныч… пришельцы… ведьму из могилы вытащили…
— Как вытащили?!
— Натурально, Игнат Антонович… Тьфу!.. Антон Игнатьич, гуманоиды разрыли Гайдамачиху и погребальное платье с нее сняли…
Бирюков глянул на растерянно насторожившуюся Зорькину:
— Это, Марина, что-то нехорошее. — И опять повернулся к Торчкову. — Куда вы бежите, Иван Васильевич?
Торчков диким взглядом крутнул по сторонам:
— А игде я нахожусь?
— Далековато от Березовки, — Антон показал вправо на небольшую рощицу. — Вот за тем леском — Серебровская пасека.
— Ну, елки-моталки… Это ж, выходит, я не в ту сторону ударился и много лишнего прочесал…
— Куда вы направлялись?
— В Березовку.
— А бежали в райцентр, мимо Серебровки.
Торчков обессиленно рухнул на заросшую травой обочину:
— Вот, сморчки зеленые… специально сбили с курса…
— Садитесь в машину, — открывая заднюю дверцу, сказал Антон.
— Погодь, Игнатьич… — Торчков, вроде избавляясь от кошмарного сновидения, потряс головой. — Надо чуток отдышаться… Давно таким аллюром не бегал… Сердце заходится…
— А что это вы по дороге зигзагами петляли?
— Фронтовая привычка… Чтобы пулю в спину не влепили…
— Так часто приходилось убегать, что даже привычка выработалась?
— В начале войны, как говорится, было дело под Полтавой…
— Что там с Гайдамаковой случилось? — нетерпеливо спросил Бирюков.
— Холера ее знает, что.
— Чего ж панику подняли?
— Ну, Игнатьич… Если б тебя так напужали гуманоиды, ты бы тоже запаниковал и при своей физкультурной подготовке намного дальше меня драпанул…
— Хоть что-то можете толком объяснить?
— Толком… Какой возможен толк, когда чуток не запалился от длительного аллюра… — Торчков глубоко, всей грудью, вздохнул. — Клубнику, Игнатьич, я собирал, ну так… в километре от березовского кладбища. Телевизер опять из-за погасшего электричества выключился, заняться нечем. Думаю, наберу спелой клубнички да с холодным молоком наемся досыта. Погода, видишь, какая — тепло, светло и мухи не кусают. Вышел на поскотину. Задумался. Кидаю потихоньку: одну ягодку в кошелку, другую — в рот. Вдруг за спиной — «пчиш-ш-ш!» Оборачиваюсь — небольшенькая ракета хвостом мелькнула, а на траве… гуманоиды растянули, как рыбацкий бредень, Гайдамачихино черное платье и бесшумно ко мне пляшут. Нет, не идут! А именно так, иноходью… будто подплясывают, подплясывают…
— Вы, Иван Васильевич, сегодня с утра, случайно, не выпили?
— Перекрестись, Игнатьич!.. Матрена не даст соврать, что у меня… это… как теперь говорят по телеку, трезвость — норма жизни… — Торчков обиженно поморщился. — Твое подозрение понимаю. С пьяных глаз не только гуманоиды, но и черти могут померещиться. Я же, как видишь, теперь — чистое стеклышко…
— Ну и как они выглядят, гуманоиды? — с улыбкой спросил Антон.
— Небольшенькие, вроде карликов или младших школьников, и зелененького цвету.
— Сколько их было?
— Кажись, двое.
— Иван Васильевич, это ж Егорка с Романом Инюшкины вас напугали, — из-за плеча Антона внезапно сказала Зорькина.
Увидев ее, Торчков растерянно щелкнул челюстью:
— Марина?.. — и обиделся: — Инюшкины, Свинюшкины. По-твоему, я не отличаю березовских шпингалетов от гуманоидов? Разве у Егора с Ромкой могут быть на плечах стеклянные кумпола вместо голов?
— У них есть зеленые маскарадные костюмчики, похожие на скафандры космонавтов. — Зорькина весело посмотрела на Антона. — Близнецы резвились в них нынче на новогодней елке, где я Снегурочкой была.
— Маринка, слушай меня! — строго окликнул Торчков. — Я, конечно, по новогодним елкам не хожу и в Снегурочках не выступаю, но… эти зеленые сморчки уже который раз меня преследуют.
— Садись в машину, Иван Васильевич, — сказал Антон. — Поедем на место происшествия.
— Это куда?
— Где гуманоиды хотели вас «бреднем» зацепить.
— Дак я ж оттуда прямиком по березняку чесал…
— На машине быстро ваш «прямик» объедем. Место запомнили?
— Чо его запоминать… За кладбищем самый густой клубничник знаешь? Вот туда и вези.
Торчков, кряхтя, забрался в машину, прихлопнул за собой дверцу и как ни в чем не бывало спросил:
— Слышал, Игнатьич, скоро откукарекаешься?
— Как? — включая скорость, не понял Антон.
— Магарыч-то поставишь или по новому обычаю… безалкогольной свадьбой отделаешься?
— Какая еще свадьба?
— Опять не смикитил? Ну и недогадливый же ты… — Торчков хитровато хихикнул. — Промеж тем, Бронислава Паутова по всей деревне раззвонила, что вы с Маринкой на родительском «Жигуле» утрянкой в райцентр легистрироваться мотанули.
— Да она что, рехнулась?
— Нет, Игнатьич, у Брониславы с головой все в порядке, а вот ты, видать, сплоховал, — Торчков подмигнул Зорькиной. — Кажись, основательно Маринка тебе мозги запудрила.
