— Враки это, Иван Васильевич, — вместо Антона бойко ответила Зорькина.
— Говори мне! Газетную фотку-то чью на работе перед глазами под настольным стеклом держишь, а?..
Марина зарозовела:
— Ну и к чему вы это сказали?
— Чтоб Антон Игнатьич знал, что ты к нему неравнодушна, и чтоб сама поменьше перед ним взбрыкивала, — Торчков панибратски хлопнул Антона по плечу. — В семейной жизни, Игнатьич, главное — не ослабить вожжи. Женщины, они ж, как необъезженные кони. Чуток слабинку дашь — пиши пропало.
— Вы лучше бы о летающих тарелках что-нибудь рассказали, — попросил Антон.
— Если без шуток, неопознанные летающие объекты — вопрос очень сурьезный и злободневный. Я вот давно собираюсь обратиться к Марине, чтоб она помогла мне кой-кого потрясти…
Зорькина лукаво прищурилась:
— Я ведь, Иван Васильевич, не в министерстве землетрясения работаю.
— Дак этот вопрос не обязательно через министерство решать, — не понял подвоха Торчков. — Вот мы теперь привыкли по каждому пустяку то в Совет Министров, то еще выше писать. А для чего, спрашивается, на местах руководители существуют? Чтоб за них дяди работали?..
— Кого же и за что трясти надо?
— Кого… Правление колхоза — вот кого! Гуманов-то распоясался до невозможности, считай, каждый день у него электричество барахлит. Почему тебя, как экономистку, такое безобразие не волнует? И председатель правления мышей не ловит, хотя я неоднократно намекал Игнату Матвеевичу, мол, сядем мы с электричеством на щетки. Думаешь, он принял меры?.. Ничуть не бывало! Как Женька Гуманов безобразничал, так и продолжает. Вопрос с подключением пролетающих объектов на подпитку, конечно, спорный. А вдруг все ж таки колхозная электроэнергия сплавляется на сторону?..
— Придется нам прижать Гуманова, — с самым серьезным видом сказала Зорькина.
— Да, Марин, давно бы тебе следовало этим заняться! — вдохновился Торчков. — Тут, если заглянуть поглубже, не одним матерьяльным ущербом пахнет. Женька ведь еще и моральный урон колхозникам наносит: телевизер-то, считай, каждый день отключается. Как говорят по телеку, где гарантия, что люди в часы досуга не потянутся вновь к бутылке?..
— А что, Иван Васильевич, тянет все-таки к ней, к проклятой? — спросил Антон.
— Нет, я не о себе говорю. Для меня, Игнатьич, вопрос с этим позорным явлением решен окончательно и бесповоротно. Я о нынешней молодежи забочусь, которая из-за безделья по вечерам может сбиться с панталыку… — Торчков уставился в боковое стекло и вдруг закричал: — Тпр-р-ру-у-у, Игнатьич! Сапоги, сапоги…
Бирюков резко затормозил. Слева, метрах в десяти от дороги, на зеленом густом клубничнике, словно на выставке, рядышком друг с другом стояли два больших кирзовых сапога. Тут же лежала кверху дном плетеная корзинка. Чуть поодаль виднелась свернутая черная тряпка.
— Вот оно, место происшествия, — таинственным шепотом проговорил Торчков. — Аккурат тут чуть было я не оказался в чужой тарелке. Хочешь, Игнатьич, верь, хочешь — проверь.
— Пойдемте, Иван Васильевич, вместе проверим, — сказал Бирюков, вылезая из машины.
Торчков и Зорькина тоже вышли на свежий воздух. В траве безостановочно стрекотали кузнечики. Где-то высоко-высоко в голубом небе тянул свою песню неутомимый жаворонок. Антон подошел к сапогам и спросил у Торчкова:
— Ваши?
— Мои, елки-моталки! Скажи, Игнатьич, разве при такой расстановке я мог из сапогов выскочить? Я от них вот так вот освобождался… — Торчков поочередно дрыгнул босыми ногами. — А тут, обрати внимание, как на солдатском параде, гуманоиды носочки подровняли.
— И корзинка ваша?
— Моя. А вот та драп-дерюга — ведьмина.
Бирюков подошел к тряпичному свертку и развернул его. Это действительно оказалось длинное старушечье платье с широкими обносившимися рукавами и с большим, пришитым спереди, карманом. В кармане лежала сплющенная коробка «Космоса» с тремя измятыми сигаретами.
— Марин! — глянув на Зорькину, воскликнул Торчков. — Скажи, не Гайдамачихина хламида?..
— Правда, Елизаветы Казимировны, — подтвердила Зорькина и посмотрела на Торчкова. — Но похоронили бабушку не в этом платье, а в новом.
— Дак она сколь раз по ночам из могилки вылезала! — заершился Торчков. — Пообносилась…
— Не сочиняйте, — сказала Зорькина. — Это платье из сундука, который хранится у Тамары Тиуновой.
— А вот это откуда?.. — спросил Антон, осторожно придерживая двумя пальцами сигаретную коробку.
Зорькина недоуменно пожала плечами, но Торчков опять не растерялся:
— Ведьма — что ты хочешь! Там, если в могилке пошуровать, наверняка, и поллитровка найдется.
— Иван Васильевич! — строго одернула Зорькина. — Зачем на мертвого человека наговариваете? Елизавета Казимировна никогда не пила и не курила.
— Я, Марин, сам уже десять лет не курю, а, бывало… — Торчков вдруг осекся и вроде бы боком, боком стал прятаться за Бирюкова. — Игнатьич… — прошептал он. — Гуманоиды, кажись, Арсюху захомутали…
Бирюков оглянулся. Со стороны березовского кладбища к «месту происшествия» шел усатый Арсентий Ефимович Инюшкин. Отсвечивая под ярким солнцем неприкрытой лысиной, рослый старик держал за руки двух зеленых человечков, но издали казалось, что человечки ведут его.
— Вот они, близнецы-пришельцы! — весело засмеялась Зорькина.
Мальчишки в ярко-зеленых скафандрах с расходящимися рожками антенн и прозрачными шарами- шлемами на самом деле здорово походили на инопланетян, какими их рисуют в современных фантастических книгах.
— Ты, Маринка, дохохочешься… — тревожно начал было Торчков, но улыбающийся Инюшкин не дал ему договорить:
— Ваня, обувай сапоги, сейчас лунатиков розгами пороть станем!
Торчков облизнул вставную челюсть:
— Кажись, точно, Арсюха… — И заволновался: — Крепче, елки-моталки, держи их, Ефимыч, я щас, мигом, за прутом сбегаю!..
Инюшкин громко захохотал:
— Не бегай, Ваня, заблудишься в кустах, — Арсентий Ефимович строго посмотрел на внуков, невинно глазеющих из шаров-шлемов. — Ну, лунатики, что с вами делать? Начальнику уголовного розыска отдать или дед Иван сейчас хворостину принесет?..
— Мы больше не будем, — глухими голосами ответили из «скафандров» подростки.
— И где ты, Арсюха, их обнаружил? — воспрял духом Торчков.
— На кладбище сцапал.
— Долго выслеживал?
— Разом накрыл! Видишь, мундиры не успели снять.
— Могилка Гайдамачихи сильно разрыта?
— Очнись, Ваня! Это ж мои внуки…
Торчков недоверчиво посмотрел на мальчишек:
— А как узнал, что они энтим делом занимаются?
Инюшкин опять захохотал:
— Бронислава Паутова ко мне взмыленная прибежала. Где-то здесь ягоды брала и видала, как зеленые человечки так тебя пугнули, что ты босиком в райцентр деру дал. Решил выручить по старой дружбе. Я этих, мурзилок, еще дома приметил, когда они зеленые мундирчики свои примеряли…
— Бронислава, говоришь, подсказала? Ну, Бронька! Насквозь все видит и слышит. Не баба, а
