— Платье Елизаветы Казимировны ему не подойдет? — спросил Бирюков.
Тамара догадалась, куда он клонит, и сделала попытку усмехнуться:
— Нет, конечно. Да я и не рассказывала ему, где живу. Я только о завещании рассказала.
— И старик не пытался ваше место жительства узнать?
— Нет. Пробурчал насчет молебна — и все.
— А среди друзей Павлика, случайно, не знаете Алексея Резванова?
Тиунова удивленно посмотрела на Антона, затем сразу перевела взгляд на Веру, словно хотела услышать от нее подсказку. Вера промолчала.
— Что вы растерялись? — поторопил Антон.
Тамара опять взглянула на Веру:
— Верунь, ты «Расстригу» помнишь?
— Который грамдисками спекулировал?
— Ну.
— Помню, только фамилии его не знаю.
— Это ж и есть Лешка Резванов, — Тиунова повернулась к Бирюкову. — В Новосибирске мы с ним в одной многоэтажке жили, в соседних подъездах.
— Что он за человек?
— Неплохой сам по себе. Да вот работать не любит. То магнитофонные записи на барахолке продавал, то грампластинки, за которые его много раз били…
— Били? Почему?
— На обычные дешевые пластиночки наклеивал этикетки модных заграничных ансамблей и продавал их втридорога.
— Томик, да разве одними пластиночками «Расстрига» занимался! — воскликнула эмоциональная Вера, и широко открытыми глазами уставилась на Антона. — Это невообразимый авантюрист! Однажды я невольной свидетельницей стала его махинаций. Приехала на противоположный конец Новосибирска к подруге, живущей на Затулинском жилмассиве. Разговариваем с ней в комнате, вдруг звонок в дверь. Подруга недолго побыла с кем-то в прихожей, ну и возвращается. Спрашиваю: «Кто приходил?» — «Пэтэушник какой-то, — отвечает. — Собрался паренек ехать на каникулы к родителям, а его на вокзале обчистили так, что билет купить не на что. Пришлось пожертвовать рублевку!» Мне даже в голову не стукнуло. «Молодчина, — говорю подруге, — что выручила человека». А после выхожу из подъезда, вижу, «Расстрига» с дипломатным портфельчиком старушку благодарит за гривенник. Я — к нему: «Ты чем, сосед, занимаешься? В тюрьму захотел?» — «За что? — ухмыльнулся он. — Силой, что ли, я деньги вымогаю? Каждый дурак по доброй воле раскошеливается». — «Ну и сколько с этой девятиэтажки собрал?» — «До конца дойду — полсотни рублевок насобираю». Нет, вы только подумайте!.. Обойдет тунеядец одну девятиэтажку — и полсотни. А в той же Затуле девятиэтажек — не перечесть!..
— Лешку на разном жульничестве милиция ловила, но каждый раз, как он рассказывал, уголовную статью не могли подобрать, — тихо сказала Тиунова.
— «Расстригой» его в Новосибирске прозвали? — спросил Бирюков.
— Да, на барахолке такую кличку приклеили, а через Павлика и шабашники так называть Резванова стали. Он же волосатый, как поп, и всегда с крестом на шее.
— Каким образом Резванов в наемной бригаде оказался?
— Я уговорила Асатура Хачатряна взять Лешку подсобным рабочим, — Тамара потупилась. — Когда в церковь ездила, заезжала бывших соседей проведать и во дворе случайно Резванова встретила. Разговорились. Я стала хвалить деревенскую жизнь. Он заинтересовался и попросил для него подыскать здесь какую-нибудь денежную работенку. Я сказала, что в колхозе скотники, то есть животноводы, до зарезу нужны. Лешке эта работа не понравилась. Тут мне на ум пришли шабашники. Лешка обрадовался, говорит: «Во, это дело! С перелетными грачами можно за лето приличный навар подкалымить». Ну, вскоре и прикатил сюда. Первое время вроде хорошо работал, а потом Асатур мне жаловался, что работник он никудышный, и говорил, что выгонит Лешку из бригады.
— «Обыск» у вас сделали до приезда Резванова или после?
Тиунова задумалась:
— Наверное, через неделю после того, как я познакомила Лешку с Асатуром.
Бирюков поднялся:
— Тамара, сейчас мы с вами сядем в машину и поедем в районную больницу.
— Зачем?
— Дорогой объясню.
— Прямо сейчас надо ехать?
— Немедленно.
— Парик можно надеть?
— Ни в коем случае!
— Я стесняюсь без волос…
— Повяжите голову платком, вам перед народом выступать не придется. Только, пожалуйста, не пугайтесь.
Глава 13
Бирюков вел «Жигули» на предельно возможной в условиях райцентра скорости. Сидевшая рядом с ним Тиунова боязливо поглядывала на мелькавшие встречные машины и прижималась к спинке сиденья на виражах при обгонах. Несколько минут ехали молча. Видимо, не вытерпев напряжения, Тамара сказала:
— Ой, как быстро вы едете…
— Надо ковать железо, пока горячо, — не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги, ответил Антон.
— А что мне делать в больнице?
— Ничего. Просто посидите на скамейке под окнами хирургического корпуса, чтобы Алексей Резванов увидел, что вы живы и здоровы.
— Лешка разве там? Что с ним случилось?
— Сам себя перемудрил, — уклончиво сказал Антон.
— А зачем ему меня видеть?
— Это, Томочка, пока секрет фирмы.
— Меня судить будут?
— Осудят того, кто вас чуть до беды не довел.
— А мне что же теперь делать?
— Следователь запишет ваши показания, и поедете домой, в Березовку. Выйдете замуж за Гуманова, если захотите, и будете с ним жить да не тужить.
— Откуда вы про Гуманова знаете? — удивилась Тиунова.
Бирюков, с прищуром глядя на дорогу, улыбнулся:
— Работа у меня такая.
— Женю теперь и калачом ко мне не заманишь.
— Чего манить — сам придет. Парень он, чувствуется, порядочный. Такой жену в обиду никому не даст, любому черту рога сломает.
— Грубоватый он маленько… — Тамара помолчала. — Резкие словечки часто с языка срываются.
— Это в одиночестве разбаловался. Заведет семью, попридержит язык.
Тиунова глубоко вздохнула:
— Может быть. Ой, как стыдно… Наделала переполоху. И что, дуре, втемяшилась в голову нечистая
