Был воскресный день.
К Косте пришел Жгут. Удивительно! Теперь Жгут стал тенью Кости Пчелкина.
«С тобой интересней, — кратко объяснил он. — И ты на психику не давишь».
«Это как?» — не понял Костя.
«Обыкновенно, — не стал распространяться Жгут. — И матери обещал помочь, В общем, во всем рассчитывай на меня».
Сейчас, встретив настороженный взгляд Ларисы Петровны, Жгут сказал Косте: — Пойдем погуляем.
— Пойдем.
…Возле подъезда, в котором живет Костя Пчелкин, стоят скамейки. На одной из них сейчас сидел, небрежно развалясь, Муха, пощипывал струны гитары, что-то еле слышно напевал. Рядом сидел Дуля, курил. На вышедших из подъезда Костю и Жгута они, казалось, не обратили никакого внимания.
— Ленку ждут, — шепнул Жгут, повернувшись к Косте. — Вон идет. Лена быстро шла к подъезду и вдруг остановилась в нерешительности.
— Лена! — позвал Костя.
Она сделала шаг в сторону Кости, но тут прозвучал спокойный, жесткий голос Мухи:
— Подруга! Сюда! Быстро!
Лена замешкалась, растерянность, отчаяние были на ее лице, И опять сказал Муха, теперь снисходительно:
— Давай, давай! На полусогнутых.
Лена, опустив голову, покорно шла к скамейке, где сидели Муха и Дуля. Дуля вскочил, шутовски раскланялся, смахнул невидимый сор с места, где только что сидел.
— Просю!
— Дуля! — тихо, но грозно процедил сквозь зубы Муха. — Слиняй!
Дуля поспешно отступил в сторону.
Лена села рядом с Мухой, опустив голову.
Муха, быстро взглянув в сторону подъезда — Костя смотрел на них, — обнял Лену за плечи.
— Убери руку! — сказала Лена, и в голосе ее было нечто, заставившее Муху послушаться.
Чтобы не уронить своего достоинства, Муха произнес насмешливо:
— Воля женщины — закон.
Жгут предложил Косте:
— Еще раз позвать ее?
— Подожди! — тихо, но резко сказал Костя. Он еще не принял никакого решения. «Уйти?..»
И в это время все услышали громкий крик:
— Ребята! Ребята!
К подъезду бежал худой мальчик в очках, которого Костя часто видел встречающим или провожающим «Скорую помощь».
— Ребята! — Он говорил быстро, взволнованно жестикулируя: — Они окончательно решили!.. С липой… Муха! Придумай что-нибудь! Пожалуйста!
— При чем тут я? — громко перебил Муха. — Да и ничего сделать невозможно. Раз они решили. У них власть. А против власти не попрешь.
— Значит, — удрученно сказал мальчик в очках, — ты ничего…
— Очкарик! — опять перебил Муха. — Обращение не по адресу. Что мы можем? И вообще… Выдумали вы все с дедом. Тоже проблема. — Муха засмеялся. — Липовая проблема!
И тут вскочила со скамейки Лена.
— Ты всегда… Всегда такой! Тебе ни до чего нет дела!..
— Верно, — спокойно подтвердил Муха. — Всем ни до чего нет дела. А всякие высокие словеса — лапша, дуракам на уши вешать.
— Врешь! Все ты врешь!.. — закричала Лена. — Если бы так, все давно поубивали бы друг друга. Очкарик! — Лена схватила мальчика за руку. — Идем! — решительно сказала она. — Пчелка! Пошли с нами!
— Ленка, кончай цирк! — Муха бросил гитару на скамейку, и она жалобно прозвенела, будто стон вырвался.
Но Костя, Жгут, Очкарик и Лена уже шли к подъезду, возле которого часто останавливается «Скорая помощь».
— Ленка! — вдруг сорвался с места Дуля. — Я тоже с вами! — И он, грузный и неуклюжий, побежал за ними.
Муха смотрел им вслед…
Лифт поднял ребят на пятый этаж. Очкарик от волнения долго не мог открыть дверь.
— Яну Мамонта в магазине был, и в этом… ДЭЗе… — говорил он, возясь с ключом. — Разговаривать не хотят. «Все уже решено».
Наконец дверь распахнулась.
— Дед! Это мы!
Ребята прошли в большую светлую комнату, в которой сразу же бросились в глаза предметы, связанные с морем: висел на стене барометр, на книжном шкафу стоял макет многомачтозого парусника, одну стену занимала лоцманская карта, и всюду были фотографии: моряки, порты, айсберги в океане, птичьи базары на северных островах, Часто повторялась фотография моряка, сначала в простой форме, потом в офицерской, потом в форме капитана второго ранга.
Большое окно было открыто настежь, и дверь балкона тоже была широко распахнута. И в окно и в дверь тянулись зеленые ветки старой липы, весь балкон был окутан зеленью, и слышалось, как щебечет невидимая воробьиная стая.
Рядом с дверью на балкон стояла инвалидная коляска, в ней сидел старик, седой, высохший, но в резких, мужественных чертах лица, в стрижке бороды и волос, в осанке угадывалось что-то «мичманское», морское. В фотографиях моряка, офицера, капитана второго ранга можно было сразу узнать старика в разные годы жизни. И сейчас он смотрел — на ребят молодыми, горячими глазами. И еще доброта была в этом взгляде.
— Дед, — сказал Очкарик, — это ребята с нашего двора. Они насчет липы.
— Сначала будем знакомиться, — с одышкой, но бодро сказал старик. — Время у нас есть. Итак, рад служить: капитан второго ранга в отставке Владислав Константинович Спивак.
— Лена Макарова! — Лена подошла первой к коляске навстречу протянутой старческой руке.
По очереди назвали себя остальные:
— Гарик… то есть Георгий Тарков! — сказал Дуля.
— Константин Пчелкин.
— Станислав Савохин.
— Прекрасно! — бодро сказал старик. — Располагайтесь вот на диване, в креслах. И все обсудим.
Некоторое время молчали. Наконец Костя спросил Владислава Константиновича, взглянув на фотографии, развешанные на стенах:
— Это все вы?
— Я… — вздохнул старик. — По каким только морям не ходил! А вот теперь… С тех пор, как ноги отнялись, уже шестнадцать лет…
— Дед двое суток в воде на спасательном поясе продержался, — перебил Очкарик. — Их тральщик в тумане на айсберг налетел.
Ребята во все глаза смотрели на старика. Дуля подошел к макету многомачтового парусника, стоявшего на шкафу, спросил:
— На таком корабле вы тоже плавали?
— Ходил, — сказал старик. — На каких только я не ходил… А это учебный парусник. Я его еще курсантом осваивал, чуть постарше вас был… Вот нашел описание нашего «Меркурия», чертежи и сделал макет.
— Сами? — с интересом спросил Дуля.
