— Вместе с Виктором, внуком моим.
— Да я только так, — сказал Очкарик, — Это подать, то подержать.
— Мне бы чертеж, — насупил брови Дуля, — я бы запросто.
— Витя, — Владислав Константинович повернулся к внуку. — Дай-ка мне вон ту книгу, ты знаешь.
Очкарик взял с книжной полки старую, толстую книгу, подал ее деду. Владислав Константинович стал листать внушительный том, замелькали схемы кораблей, парусников, чертежи, фотографии судов.
— Посмотри на эту схему, — сказал старик Дуле. — Яхта простейшего типа. Вот описание и чертежи. Материал и инструменты у меня есть. Сделаешь?
Дуля стал с сосредоточенным видом рассматривать чертеж, подумал немного и произнес довольно нахально:
— Сделаю!
— Ну и трепач ты, Дуля! — засмеялась Лена. — Чего мозги-то пудришь?
— Сказал, сделаю — и сделаю.
— Давай вместе займемся? — предложил Владислав Константинович.
— Вы серьезно? — не поверил Дуля.
— Конечно, серьезно!
— А когда можно прийти?
— Будет свободное время — и приходи.
— Да он всегда свободный, — буркнул Жгут.
— У нас времени навалом, — сказала Лена. — Даже неизвестно, куда его девать…
— Только сейчас у нас его, — перебил Очкарик, — не очень-то много.
— Ты не паникуй, внук. — Владислав Константинович посмотрел на открытую дверь балкона. — Неделя-то у нас есть?
— Да, — ответил Очкарик. — Сказали, что через неделю…
Все посмотрели на открытую дверь балкона, за которой ласково шумела листьями липа.
— Нет, это надо додуматься, — снова заговорил старик. — Поднять руку на такую красавицу! Это же не просто дерево! Это символ жизни! А что значит эта липа для нашего двора? Для всех людей, которые живут в каменных громадах?
— А для тебя? — сказал Очкарик. — Разве ты, дед, проживешь без нее? — Мальчик повернулся к ребятам. — Летом для деда эта липа — спасение. У него же астма. Липа воздух очищает, вентилирует, не пускает сюда со двора бензинный дух, всякие там магазинные запахи.
— Все это так, Витя, — задумчиво сказал Владислав Константинович. — Но, пожалуй, еще важнее другое. За последние шестнадцать лет липа под окном стала для меня родной. А еще точнее, родным живым существом. Она мой сад, мой океан, мой друг и собеседник. Мы с ней проводим многие часы вдвоем, каждый день. Витя в школе, остальные на работе. Мы с ней разговариваем. Ранней весной я вижу, как в ее старых ветвях пробуждается жизнь. Летом, вот сейчас, она, когда поднимается ветерок, рассказывает мне всякие истории. — Старик посмотрел на балкон. — Вы прислушайтесь…
Под легким ветром липа тихо лопотала что-то своими листьями.
— Еще на этой липе скворечник есть, — сказал Жгут. — Чуть ниже, примерно на уровне третьего этажа. Я сам прибивал.
— Да-да! — обрадованно сказал Владислав Константинович. — Скворечник мне не виден, но я знаю, что он есть. А скворец в этом году, глава семейства, ну и певец, доложу вам! Мы с ним друзья, я про себя его Карузо зову. Уж больно хорошо поет, стервец!
Все засмеялись, но смех перебил Очкарик:
— Все-таки что будем делать?
— Я по телефону пытался выяснить… — сказал Владислав Константинович. — Вежливо объяснили: все документы оформлены, есть разрешение, Я — спорить. Иронизируют: старческие, мол, причуды, И деликатно намекают: из ума выживаю.
— А Мамонт-то, — перебил деда Очкарик, — все по-тихому провернул. Если бы не тетя Зина… Она в магазине кассиршей. Шепнула мне…
— Время у нас действительно еще есть, — сказал Владислав Константинович. — Тебе, Витя, кто про неделю сказал?
— Да в ДЭЗе. — Очкарик немного заикался, наверное, от волнения. — Лысый такой и в глаза не смотрит. Пробурчал, что какой-то трест, что ли, который озеленением Москвы ведает, раньше, чем через неделю, специалиста прислать не может.
— Зачем же он это тебе сказал? — удивился Владислав Константинович.
— А пошутить изволил. «Любуйтесь, — говорит, — своей липой еще неделю».
— Удивительные люди появились за последние шестнадцать лет, — сказал Владислав Константинович.
— Только ты, дед, не волнуйся, пожалуйста! — Очкарик с тревогой смотрел на своего деда.
— Да не волнуюсь я, не волнуюсь! В одном беда. Ведь пока все наши протесты — разговоры и телефонные звонки. Сотрясение воздуха.
— Вот что! — Костя даже вскочил со стула. — Надо заявление написать в защиту старой липы…
— И пусть все жильцы подпишутся, — добавил Очкарик.
— Мальчики, какие вы умные! — серьезно сказала Лена.
…Через два дня в кабинете начальника ДЭЗа — дирекции по эксплуатации зданий — товарища Метелкина В. А. (так значилось на табличке, прикрепленной к двери) вошли трое: Костя, Очкарик и Лена.
— Вот. — Костя положил перед товарищем Метелкиным В. А. двойной лист, вырванный из тетради. Почти всю его правую половину покрывали столбцы подписей жильцов дома.
Сверкая лысиной, Метелкин В. А. в один миг прочитал заявление, его чисто выбритое лицо омрачилось:
— Безобразием занимаетесь, граждане, — вздохнув, сказал он, — У нас вон капитальный ремонт в тридцати процентах жилого фонда, а вы со всякой ерундой. — Он еще больше омрачился. — Однако раз написали, мы вынуждены реагировать…
— Вот и реагируйте, как надо, — сказал Костя.
— Будем. Будем реагировать. — Начальник ДЭЗа зашелестел бумажками по столу. — Скопившиеся дела будем решать… — он заглянул в календарь, который лежал под стеклом, — …через одиннадцать дней. Черт знает, на что время у занятых людей отрывают. И опять мне в трест озеленения звонить, откладывать.
— Откладывайте навсегда, — посоветовал Костя.
— Не учите меня, молодой человек.
И на этом аудиенция закончилась.
На крыльце их ждали Жгут и Дуля.
— Ну? Чего? — спросил Дуля.
— Никуда они не денутся, — сказала Лена. — Считайте, что дело сделано! А как Пчелка разговаривал с этим лысым! Полный отвал!
…Ребята шли к старой липе. Вдруг против своей воли Костя остановился, будто налетел на невидимую преграду: под деревом стоял Муха. Руки в карманах, улыбка на лице.
— Вот и все общество, — сказал он вроде бы ни на кого не глядя. — Мужественные борцы за справедливость. Нет, что творится на белом свете! — И вдруг он резко повернулся к Косте. — Значит, мое предупреждение по боку? От Ленки не отлипаешь? Ладно… Не дрожи. Сейчас бить не буду.
— Это ты не дрожи, — спокойно сказал Костя, прямо глядя на Муху. — Это я тебя бить не буду. — И он шагнул к противнику.
На лице Мухи мгновенно отразились самые разные чувства: недоумение, растерянность, тень испуга…
И он отступил в сторону.