незнакомый, случайный постоялец, наверное. Журин Константин… Нет, не знаю такого…
У Петрусенко сильнее забилось сердце. Ему-то как раз эта фамилия говорила многое. Возможно, Настиному жениху написал кто-то еще, но он почти не сомневался, что письмо было то самое, от Насти. Невостребованное… Это многое меняло!
Но сначала нужно было убедиться, получить письмо. От портье Викентий Павлович сразу пошел к управляющему. Вдвоем они решили подождать час — пусть пройдет пересменка служащих. Второй портье, не зная о разговоре с «немцем», ничего не заподозрит, если управляющий попросит дать ему невостребованную переписку.
Терпение — главное качество сыщика, так всегда считал сам Петрусенко. Он стоически прождал час, и вот теперь нес письмо к себе в номер.
С самого начала, с рассказа Насти, ее жених очень заинтересовал Петрусенко. Приезжий студент… Откуда, почему в такую далекую провинцию, студент ли? На какие средства жил? Почему такое неприятие сразу вызвал у Каретниковых отца и сына? Отец — понятно: у него был расчет на другого зятя. Но Андрей? Он ведь всегда поддерживал сестру… И потом, уже здесь, в «Паласе»: странная реплика в ресторане, странное поведение при последнем разговоре с девушкой… Викентий Павлович чувствовал: это все бусинки одной низки. Но они рассыпаны, недостает чего-то, чтобы их собрать… Недостающей нитью оказалось это письмо — Настино, как он предполагал.
Итак, Константин Журин исчез. Попрощавшись с ним в своем номере еще до всех трагических открытий, девушка его больше не видела — ни в тот вечер, ни на следующее утро в отеле, ни дальнейшие полгода в Вольске. Настино объяснение этому звучало логично, он и сам так считал. И вот теперь одна картина расплылась. Не получив письма, Константин не мог знать о Настиной умоляющей просьбе и последовать ей. Что же тогда стало причиной? Вот так — без следа, без объяснений, от любимой девушки? С ее деньгами!.. Вырисовывалась другая картина. Исчезновение оказывалось похожим на паническое бегство.
Любил ли этот Журин Настю? Трудно не полюбить такую девушку! Но это его, Петрусенко, мнение. Журина возможно, больше привлекало большое наследство. Но вот в руках у него оказались очень приличные деньги, и он решил: лучше синица в руке, чем журавль в небе… Могло быть так?
Однако зачем же тогда так глупо поступать — бросать девушку без гроша в чужом городе? Что ей делать? Или идти за помощью к властям, и тогда те бросают все силы на поиск соблазнителя и вора. Или явиться с покаянием на глаза отца и брата, и тогда сам Каретников перевернет горы, чтоб достать его, ненавистного…
Нет, нет, не так должно было все происходить! Викентий Павлович уже вовсю дымил своей трубочкой, расслабившись на кожаном диванчике. Аккуратные колечки дыма уходили к потолку, теряли очертания, подергивались рябью и расходились, как круги на воде… Почему он, следователь, вообще взялся за это дело? Ну да, он Рябцову сказал: слишком много случайностей не бывает случайно. Но после разговора с Настей, когда открылось еще одно обстоятельство — смерть Андрея Каретникова, — у Петрусенко появилась и еще одна причина. Настя сама, своими глазами не видела главного: как погиб брат и как погиб отец! Несмотря на всю свою убежденность, она могла лишь предполагать. А значит, она не свидетель.
О том, что Андрея убил Иван Афанасьевич — намеренно или случайно, но именно он, — девушка думала лишь потому, что видела отвратительную сцену и слышала угрозу отца: «Убью!». Мог ли еще кто- либо слышать угрозы Каретникова?
Викентий Павлович не скрыл от себя: да, он думает о Константине Журине. Каковы побуждения и цели могли быть у молодого человека, об этом он порассуждает после. Теперь же нужно ответить на вопрос практически: мог слышать или нет?
Каретников не просто говорил — кричал. В прихожей находилась одна девушка. Но вот у двери из коридора… Мог ли кто-то притаиться там? Рискованно, но возможно. А если так, хорошо ли было ему слышно?
Викентий Павлович огляделся. У кровати стоял маленький стол с гнутыми ножками, на нем — будильник. Создавая образ комического и одновременно педантичного немца, он еще в первый день попросил у портье будильник, «чтобы не проспать первый петух». Теперь же, усмехаясь, он впервые завел часы на бой, глянул на свои карманные: тринадцать двадцать семь. Выставил время на будильнике, а маленькую стрелочку перевел на тринадцать тридцать. Вышел, плотно задернув портьеру, в прихожую, потом так же плотно закрыл дверь в коридор. Через две минуты зазвенел звонок — громко, резко. Однако сюда, в коридор, звук доносился приглушенно, еле пробивался. Дубовые двери отеля «Палас» тайны своих постояльцев не выдавали.
Итак, решил Викентий Павлович, искать нужно в другом месте. А «другим местом» мог быть, конечно же, балкон.
Тяжелые бархатные портьеры закрывали балконные двери. Сейчас, зимой, они были наглухо затворены, летом, без сомнения, легко открывались. Потрудившись, Петрусенко все-таки распахнул их. Кованые решетки, полированные перила и изразцовый пол занесены снегом. Летом же здесь, судя по всему, уютно: в углу ставятся плетеные столик и кресло, в навесном бордюре появляются ящики с цветами…
Поскольку номер Петрусенко (в прошлом Настин) находился в коротком крыле здания и был здесь один, то и балкон на этой стороне тоже был один. Он располагался под углом к основной стене здания. А совсем близко тянулась просторная каменная веранда, охватывая три соседних номера. И двери этих номеров выходили к ее декоративным аркам. Это были двери бывших номеров обоих Каретниковых и Антонины Мокиной.
С первого взгляда сыщику стало ясно, что перебраться с балкона на веранду нетрудно. Даже сейчас, зимой, он мог бы это сделать. А уж летом молодому спортивному парню такое бы труда не составило. Константин, например, мог увидеть, как Настя, вопреки его настойчивой просьбе, вошла в комнату к брату. И захотел узнать, о чем же пойдет разговор…
Похоже, пришла пора поинтересоваться: кто же такой Константин Журин.
Глава 9
Жизнь Викентия Павловича на время вернулась в свое русло. Днем рабочий кабинет у себя, в управлении губернской сыскной полиции, привычные дела следователя его ранга: крупные аферы, убийства с отягощающими обстоятельствами, кражи и разбой. Вечером — дом, чудный особнячок на одной из центральных, но тихих улиц города, с небольшим садом за кованой оградой… Жена тихонько проскользнет в его домашний кабинет, присядет рядом на диване, заберет из рук дымящую трубочку, прильнет к плечу… Люся! Так он звал ее еще будучи женихом, так зовет и сейчас, хотя его стройная и чуточку капризная девочка уже давно стала серьезной, терпеливой и женственно, в самую меру, располневшей. Викентий Павлович не знал хлопот с семьей и был благодарен жене за это. Дети росли, учились, и хотя он представлял, что проблем с ними у Люси хватало, для него самого это происходило спокойно и незаметно. Малышка-дочь, сын Саша, гимназист младшего класса, и усыновленный племянник Митя — старшеклассник. Правда, пятнадцатилетний Митя — славный юноша, настоящий помощник и опора своей тетушке.
Сегодня Викентий Палович вернулся домой рано, успел поужинать вместе с семьей. Дети затеяли веселую, но не шумную возню в гостиной. Скоро они разойдутся по своим комнатам. Людмила, в кабинете у мужа, рассказывала:
— Сегодня мы раскрыли зимние двери веранды и выходили в сад! Уже совсем весна, Викеша, днем солнце так пригревает! И земля местами совсем просохла. А синиц в саду — целая стая, поют-заливаются. Мальчики выбрали себе деревья, которые будут обкапывать, даже Катенька две яблоньки себе взяла.
С их веранды по каменной лесенке с перильцами можно и правда было спуститься прямо в сад. Викентий Павлович представлял, как весело бегала сегодня детвора по саду впервые после зимы. А скоро все зацветет…
Людмила потеребила его за плечо:
— Дорогой, ты уже неделю ничего нового по делу Каретниковых не рассказывал. Есть что-нибудь?
