Услышав топот погони именно в такую минуту, он обернулся и понял, что за ним бежит усатое чудище, орущее «Эй!»
Люди по-разному реагируют на орущих и усатых чудищ. Джос Уэзерби и Наполеон стояли бы твердо, обдумывая при этом расположение сил. Вероятно, так поступил бы и Атилла — но не лорд Холбтон. Бросив на преследователя затравленный взгляд, он понесся вперед со скоростью кролика. Что там, какой кролик — гораздо быстрее!
Дж. Б. остановился, тяжело дыша, и несколько слов, недостойных крупного торговца, сорвалось с его уст. Как многие усачи, он недооценивал действия, которое усы оказывают на людей, тем более — тонких; мы же припомним Бирнамский лес, испугавший Макбета. Ветчинный король думал теперь о том, что такое ничтожество, как его быстроногий подопечный, ни за что не справится с серьезной, ответственной задачей. К кому же воззвать?
Он сам не знал, когда некий голос прошептал ему: «Надейся на одного себя». Вот — этой мысли не было, вот — она есть, мало того — она стала исключительно ценной.
Возможно, он бы и дрогнул, если бы мимо не пронесся небольшой автомобиль, в котором сидели давешняя посетительница, китайский мопс и леди Чевендер. Мопсу (звали его Патрицией) с утра нездоровилось, и Салли возила его к врачу.
Леди Чевендер скользнула по мистеру Даффу равнодушным взглядом, явно принимая его за представителя местной фауны, он же сам — покачнулся и охнул, словно исследователь Африки, увидевший носорога, который, со своей стороны, его не заметил. Счастье Даффов не подвело.
Через десять минут он стоял у огромного окна той столовой, в которой завтракали обитатели усадьбы, и смотрел на портрет. Освежевать Джоса Уэзерби ему все еще хотелось, но он поневоле признавал, что молодой гад хорошо поработал. Портрет был даже лучше, чем он думал, и влек его, словно магнит.
Тихо открыв окно, доходившее до полу, он вошел в комнату и с кошачьей мягкостью направился к камину, когда на его плечо легла тяжелая рука.
Обернувшись, он увидел огромного человека с перебитым носом и ушами, расположенными под прямым углом к голове.
— Вы чего? — спросил незнакомец.
Сердце мистера Даффа, уподобившееся плененному кролику, медленно вернулось на свое место. Усы еще трепетали, как нарциссы под мартовским ветром.
— Да ничего, — сказал он, пытаясь вложить в эти слова все посильное очарование; но тут же увидел, что это ему не удалось.
— Как так ничего? — возразил человек с ушами. — Дом-то мой!
— Вы мистер Стиптоу?
— Ну!
Положение усложнилось, но Дж. Б. не сдался.
— Рад вас видеть, — сказал он.
— Скоро расстанемся, — пообещал хозяин.
— Занятно, что мы так встретились.
— Да уж, смешней некуда! Хо-хо!
— Я могу все объяснить.
— Валяйте.
— Расскажу вам одну историю…
— Это можно.
— Моя фамилия Дафф.
Хозяин просто вылупился. Фамилия явно задела какую-то струну.
— Дафф? Это вы звонили насчет портрета?
История, видимо, не понадобилась. Мистер Стиптоу был туповат, но не настолько.
— Ясное дело. Она вам дала поворот, а вы решили сами стибрить.
— Ну что вы! Я хотел… э… взглянуть.
— Да?
— Да, да, да.
— Ладно. Вы вот что скажите, он вам очень нужен?
— Поймите меня! — дрожа от чувств, сказал мистер Дафф. — Когда человек любит женщину, хотя они давно расстались, он должен смотреть на нее и думать об утраченном счастье.
— А то как же! — охотно согласился хозяин. — Я еще в кино видел — сидит себе, смотрит. Не помню, Адольф Менжу или Лайонел Барримор.[46] Я сразу так и подумал. Ладно. Вы правда отвалите денег?
— Сколько угодно!
— Да?
— Да, да, да, да, — заверил Дж. Б. — В разумных пределах.
— Ладно. Вам — портрет, мне — деньги. Ножик есть?
— Нет.
— И у меня нету. Пойду возьму, — сказал хозяин и столкнулся в дверях с хозяйкой.
Удержав равновесие — ноги всегда его подводили, из-за них он и не стал чемпионом, — он произнес, робко хихикнув:
— Лапочка, это мистер Дафф.
Мистер Дафф перебирал усы. Миссис Стиптоу его оглядывала. Она не была туповатой и без труда догадалась о причинах его визита. Естественно, думала она, пришел просить и молить. Губы ее сжались. Она любила, чтобы ее решения принимали без разговоров.
— Я вам вчера звонил…
— Помню. Мне прибавить нечего. Портрет не продается. Говард, проводи мистера Даффа.
— Хорошо, лапочка.
Если бы Наполеон увидел, как хозяин и гость выходят на лужайку, он бы непременно вспомнил о своих московских невзгодах. Оба молчали, пока не вышли за пределы слышимости. Тогда мистер Стиптоу вынул платок, вытер лоб и сказал:
— Все к черту!
— Что? Как?
— Ничего не выйдет.
— Не хотите?
— Не могу.
— Подумайте, какие деньги!
О деньгах мистер Стиптоу думал и невыразимо страдал. Лицо его буквально искривилось.
Вдруг оно просветлело. Мистер Дафф удивился. Маловероятно, чтобы хозяина осенила мысль, но чего не бывает!
— Слушайте! — сказал мистер Стиптоу.
— А?Э?
— Что это такое? Ну, трусишь, и тебе нужно…
— Мужество?
— Нет, раньше. А, моральная поддержка! Вот. Значит, мне нужна поддержка! Есть у меня лакей. Скажем ему.
— Лакею?
— Да. У нас с ним как раз урок. Заждался, надо полагать. Джос действительно заждался и хотел уже уйти, когда с удивлением увидел, что, кроме хозяина, к нему направляется давешнее чудище. Однако теперь, вблизи, он его узнал.
— Дж. Б! — воскликнул он.
— Уэзерби!
— Вот это да! — сказал мистер Стиптоу. — Вы что, знакомы?
— Знакомы ли мы? — откликнулся Джос. — Это мягко сказано! Дж. Б. Дафф мне дороже деда. Кто
