Патриция была невелика, она походила на комнатный коврик, но лаять — умела. Голос ее, заметим — колоратурное сопрано, мог без труда взять верхнее «до» и пойти дальше, а потому сильные мужчины подпрыгнули, словно агнцы.[49]
Какое-то время она выжидала, но, вбежав в комнату, увидела халат лорда Холбтона. Безусловно, такие яркие, мало того — едкие цвета свидетельствовали о злодействе; и, закинув голову, предельно вытаращив глаза. Патриция залилась колоратурным лаем. Леди Чевендер кинулась к ней из залы, миссис Стиптоу — из спальни.
Первая и прибежала первой, она была ближе. Именно в этот миг Патриция, перейдя от звуков к делу, ловко укусила за ногу лорда Холбтона. Зрелище это разбудило материнские чувства. Леди Чевендер схватила ее и прижала к груди.
— Зачем вы дразните собаку? — сурово спросила она. — Ей и так плохо.
Лорд Холбтон еще не выбрал лучший из шести ответов, когда вбежала миссис Стиптоу, спрашивая на ходу:
— Что тут творится?
— А, и ты здесь! — сказала леди Чевендер. — Спит сегодня хоть кто-нибудь в этом доме?
— Видимо, нет, — сухо отвечала хозяйка. — Разве что глухие.
— Да, немного жутко, — признала леди Чевендер. — Жизнь кипит.
— Я думала, кого-то режут.
— Навряд ли, хотя лорд Холбтон — в крови. Патриция еще не объяснила, почему она в него впилась, но основания есть, это уж точно.
— Ногу прокусила, — вставил лорд. — Заражусь бешенством.
Тем временем миссис Стиптоу обратилась к дворецкому:
— Что тут творится, Чибнел?
— Я увидел свет, мадам, — отвечал он, — и счел своим долгом узнать, в чем дело. Здесь я застал милорда. Он тоже видел свет. Кроме того, когда он вошел, окно было открыто.
— Это я, — сказала леди Чевендер. — Выпускала Патрицию.
— Вот как, миледи? Не знал.
— Ей надо поесть травы.
— Понимаю, миледи.
— У нее что-то с животом.
— Трава очень полезна, миледи.
Трудно сказать, понравилось ли миссис Стиптоу столь мирное решение загадки. Заговорила она резковато, да и вообще не отличалась кротостью.
— Если твоя собака наелась, может быть, мы немного поспим?
Леди Чевендер согласилась, что поспать стоит, а лорд Холбтон прибавил, что сперва промоет ногу и прижжет рану йодом.
— Закройте окно, Чибнел, — сказала хозяйка.
— Сию минуту, мадам.
— Что ж, спокойной ночи, — сказала леди Чевендер. — Нет, Патриция, хватит!
И она вышла, а за ней, прихрамывая, вышел лорд Холбтон. Патриция полаяла для верности. Миссис Стиптоу нетерпеливо щелкала языком. Чибнел стоял у окна, видимо, любуясь прелестью ночи, и не выполнил приказа.
— Чибнел!
— Мадам?
— Закройте окно!
— Прошу прощения, мадам.
— В чем дело?
Дворецкий, закрыв окно, подошел к ней. Вид у него был взволнованный.
— Там люди, мадам.
— Что?
— Люди, мадам. Два смутных силуэта. Идут сюда.
— Откуда у нас на газоне смутные силуэты?!
— Это воры, мадам. Если позволите…
Он выключил свет. Хозяйка рассердилась.
— Дурак! — вскричала она, забыв во гневе, что к дворецким так не обращаются. — Что вы делаете?
— Я выключил свет, мадам, чтобы их не спугнуть. Судя по крику, хозяйка не одобрила такой заботливости.
— Я хотел бы поймать их на месте преступления, мадам. Если они разобьют окно, вина их доказана. Как только они войдут, я включу свет, и мы встретим их лицом к лицу.
— А, понятно!
— Если вы разрешите, мадам, сейчас мы затаимся.
Они затаились и молчали, пока стекло не посыпалось на пол. Щелкнул выключатель. Перед ними, мелко моргая, стоял хозяин.
— Так! — сказала хозяйка.
— И вы здесь, — сказал Джос.
— Уэзерби!
— Да, мадам? А, Чибнел! Привет.
— ЧТО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ?!
На это хозяин ответить мог, но не очень хотел. Джос пришел на помощь.
— Моя вина, мадам, моя вина, — мягко сказал он. — Не в силах уснуть, я услышал соловьиные трели и предложил мистеру Стиптоу выйти в сад. Их нельзя упустить.
— Да?
— Да, мадам. Не видя одуванчиков в траве и расцветающих душистых роз, мы птичку скромную…[50] Разглядели мы птичку, сэр?
— Ы, — сказал хозяин. — Высший сорт, а не птичка!
— Недурна, недурна. И в прекрасной форме. Мы были поистине зачарованы. «Ты не умрешь, волшебный соловей», — заметил мистер Стиптоу. Я с ним согласился. Мы оба восхищаемся соловьиным пением.
— Ы, — подтвердил хозяин.
— Мистер Стиптоу предположил, что именно эта птичка тронула сердце Руфи, когда та, как известно, по дому плакала в чужой земле. Гипотеза эта заслуживает внимания.
— Уэзерби, — спросила хозяйка, — вы напились?
— О да, мадам! Из источника Ипокрены.[51] Интеллектуальный уровень беседы утомил миссис Стиптоу.
— Почему вы окно разбили?
— Мистер Стиптоу так рвался в сад, мадам, что не захватил ключа. Чтобы не перебудить обитателей дома, мы решили неназойливо войти в окно.
— Да? — спросила миссис Стиптоу, поднимая властную руку и указывая на дверь. — Говард, иди в постель!
— Иду, лапочка, — отвечал ее муж. Как и Китс в соответствующей ситуации, он хотел выпить, но не ипокренской воды. У его постели, на столе, стояла фляжка. Вспомнив о ней, он немного успокоился, облизнулся — и ушел.
— Закройте окно, — сказала Джосу хозяйка.
— Сию минуту, мадам.
— Хотя теперь безразлично, — добавила она и вышла. На лестнице, к ее удивлению, поджидал дворецкий.
— В чем дело, Чибнел? — осведомилась она.
— Разрешите, мадам, задержать вас на минутку?
