Критика цинического разума

Приверженность принципам

как избавление от всех тормозов

В Германии после войны произошла вовсе не рево­люция, а контрреволюция. То, что обычно именуют революцией,— это всего лишь тот факт, что 9 нояб­ря 1918 года все монархи сбежали от страха перед революцией. Когда они разобрались в ситуации, было уже слишком поздно создавать иллюзию, будто они по-прежнему являются монархами. В возникший прорыв вошла, как носитель официального насилия, армия, представленная советами солдатских депута­тов. Они делегировали свою власть Национальному собранию и таким образом покончили с собой. Мо­нархисты после 9 ноября, так сказать, прикинулись мертвыми и стали утверждать, что они намерены выступать только за спокойствие и порядок. Поэто­му они поддержали социал-демократическое прави­тельство в борьбе против левых, которая была край­не желательна им. Таким образом «бесцветные» и решительные противники республики снова пришли к власти. Тотчас же необходимым средством ока­залась диктатура. Правительство 1919 года уже не смогло избавиться от тех духов, которых оно само вызвало. Военные устранили советы солдатских де­путатов, они устранили вождей республики, отдав приказ убить их.

Эмиль Юлиус Гумбель. Заговорщики*

Эмиль Юлиус Гумбель, приват-доцент статистики из Гейдельбергс-кого университета, пацифист, радикальный демократ и документа-тор вошедших в повседневную практику преступлений своего вре­мени, уверенной рукой намечает в самых общих чертах картину не­мецкой революции 1918—1919 годов. Ход ее определялся той игрой, которую вели социал-демократия и реакционеры, «бесцветные» и «кроваво- красные». Новый политический строй в Германии сложился в ходе сомнительного и опасного взаимодействия официальных пар­ламентских сил с антидемократическими и тайными организациями. В рядах последних собралось все, что намеревалось проводить по­литику неприятия и противодействия. Официальные круги снизош­ли до того, чтобы попробовать на вкус горькую пилюлю данностей: капитуляция, Веймарское Национальное собрание, вынужденное подписание Версальского договора.

Социал-демократия позволила своим политическим противни­кам сделать из себя шута-дурака или сама предложила себя на эту роль, выступив в роли затычки к каждой бочке. Она вступила во владение наследством, не убедившись, действительно ли мертв тот,

кто его оставил. В то время как люди, несущие ответственность за развязывание войны и поражение, бежали за границу или затеря­лись в рядах произносящей высокопарные речи национальной оппо­зиции, социал-демократы во главе с Фридрихом Эбертом и Густавом Носке взяли на себя риск выступать в роли силы, представляющей порядок в крайне неоднозначной революционно-контрреволюцион­ной ситуации. Они позволили взвалить на себя ту роль, которую обычно исполняет реакция. Создается впечатление, что здесь снова проявился старый социал-демократический комплекс «привержен­ности принципам». Уже в 1914 году социал-демократия доказала, что она готова свернуть на патриотическую колею, что было равно­значно выбору прямой дороги к развязыванию мировой войны. Точ­но так же она хотела доказать в 1919 году, насколько она способна ответственно управлять страной, что было равнозначно управлению катастрофой, устроенной другими. Дважды на протяжении четырех лет она скрипя зубами сказала «да», принимая на себя чужую ответ­ственность. Оба раза она показала себя партией трагического иллю­зорного реализма в Германии. Чтобы произвести впечатление по-настоящему ответственной и сознающей реальное положение вещей силы, она взяла на себя ответственность за ошибки и преступления других, пошла на сотрудничество с кайзеровским режимом, затем, после войны, стала деловым партнером военной, буржуазной и «на­ родной» реакции. Своим образом действий она довела до абсурда описанную Максом Вебером противоположность между этикой при­верженности принципам («чистая линия») и этикой ответственнос­ти («действия сообразно данной ситуации»). Она абсурдным обра­зом соединила и то и другое, проявив готовность нести ответствен­ность в сложившейся ситуации и выдавая это за приверженность своим принципам, проявив формальный реализм как эрзац конст­руктивной деятельности в заданной ситуации. Она не захотела по­нять, что даже простая реформа, вызванная к жизни реальным по­ложением вещей, должна иметь революционную суть, и поэтому кроваво расправилась с теми демократическими силами, которые хотели изменить положение в Германии после 1918 года. Она хотела реформ, но не хотела реально вмешиваться в ход вещей, и тем са­мым достигла вершины консерватизма, даже пришла к реставрации прежних порядков.

В этом отразилась основная черта веймарских менталитетов: иллюзорного реализма, ложной трезвости, самообмана под видом великой прозорливости, позитивной приверженности принципам при глубокой внутренней дезориентации, безответственной готовности принять ответственность. Наивные выдавали себя за серьезных и лишенных иллюзий. Разочарованные и жаждущие мести разыгры­вали из себя невинных и простодушных.

После взятого перерыва для размышлений, продлившегося до мая 1919 года,— когда потерпели неудачу и немецкие эксперименты

по установлению советских республик,— реакционеры более четко определили для себя цель своих действий: с декорацией республики должно быть покончено. В головах представителей националисти­ ческого и солдатского лагеря еще до первого серьезного контррево­люционного выступления — капповского путча (март 1920) броди­ла мечта о нанесении крупного удара.

Из меморандума генерала фон Лоссова:

Он состоит из чисто военной и гражданской политико-экономической частей. Задачей обеих частей является подготовка всего народа к нанесению удара и формирование у всего народа установки на труд и верную духовную ориентацию после проведенного удара.

I. Военная часть

... Улучшение отношений может опираться исключительно на силу ору­жия. Вооруженные силы наносят первый удар, очищают атмосферу, быстро и непреклонно устраняют все то слабое и преступное, что мешает нормально дышать народу. После проведенного удара часть народа, держащая в руках оружие, представляет собой главную силу, на которую будет опираться граж­данский и экономический диктатор...

<...>

3. Подготовка

a) мобилизация рейхсвера и студенчества (!)...

b) мобилизация граждан...

<...>

d) составление черных списков.

П. Гражданская часть

<...>

Пресса

Определенного рода указания и намеки, часто совершенно безобидные и невинные, постоянно мелькая (!) на страницах прессы, будут в значительной мере способствовать решению задачи воспитания народа... (цит. по: Gumbel Е. /. Verschworer. S. 28- 30).

Скрытая завесой секретности, правая военщина переходит на свой истинный язык. Тайна заговора избавляет ее от необходимости притворяться. Вовне — «безобидные и невинные намеки». Внут­ри — цинизм как нормальный тон. Некий лейтенант Майерль пи­сал Бертольду, вождю «Железного дивизиона», добровольческой военизированной организации, вынашивавшей в 1919—1920 годах планы крупного «удара»:

Хочется надеяться, что будущий диктатор не забудет объявить вне зако­на евреев. Достаточно одной ночи, чтобы поголовно истребить этих собак. Я уже составил черный список, чтобы убить именно тех, кого нужно...

Ведь этого заслуживают и некоторые неевреи... (Op. cit. S. 23).

Немецкие заговорщики с самого начала позаботились о надле­жащем маскараде. Только тот, кто может выглядеть безобидным, окажется способным нанести удар в благоприятный момент. Добро­порядочно- обывательский цинизм, который проглядывает в мемо­рандуме Лоссова, предполагает условием для установления дикта­туры пропаганду чистых и непоколебимых принципов; поэтому граж-