— А если он введет карантин?
— Никаких карантинов для лагерей не существует. Я знаю предписания, о которых не знаешь ты. Или работа, или печь, на выбор. Поэтому ты скажешь Бланке, что в лагере есть больные с высокой температурой, и все.
— Вы думаете, доктор Бланке будет советоваться со мной, врачом евреем?
— Не знаю. Но если ты посмеешь говорить с ним так, как говорил со мной, я тебя прикончу. Это уж наверняка.
Как только рапортфюрер покинул лагерь, портной Ярда прибежал в кухню. Сердце у него испуганно билось: а вдруг нарвусь на кюхеншефа? Но дверь была открыта, и, заглянув в кухню. Ярда увидел там только девушек.
— Уходи! — крикнула одна из них. — Не знаешь, что ли, что тебе сюда нельзя?
Ярда приложил палец к губам и поманил девушку.
— Кто из вас фрейлейн Юлишка? Я к ней по делу.
Подошла Юлишка с повязкой на рукаве и палкой в руках.
— Это, наверное, портной?
Ярда робко поглядел на огненные глаза и прочие прелести Юлишки и отрекомендовался ей, как учил его Гонза.
— Не очень-то ты похож на владельца шикарного салона. В Праге ты тоже ходил с грязью под ногтями?
Ярда глуповато улыбнулся и неловко сделал старомодный поклон.
— Работой будете довольны. А в лагере я не могу выглядеть, как хотелось бы…
— Есть у тебя сантиметр?
— Откуда же? Но мы обойдемся веревочкой. Для вашей талии хватит совсем коротенькой, хи-хи-с! Игла у меня есть.
— Подожди здесь. — Она ушла в темную кухню и принесла узелок с одеждой, которую на днях обменяла на еду у «мусульман». — Что ты скажешь об этих коричневых брюках? Они вполне сносные и достаточно велики. Я дала их выстирать. Когда будешь обуживать штанину, выпори полосатый кант, понятно?
Ярда удивился.
— Выйдут совершенно гражданские брюки. В Освенциме нарочно вшивали этот арестантский кант.
— Знаю. А я не хочу арестантских, и точка. Когда будет готово?
Она смерила веревочкой свою талию, потом Ярда промерил длину брюк. Все это делалось торопливо и в тени. Беа стояла настороже перед кухней и смотрела в сторону комендатуры. Вдруг она увидела машину Россхауптихи.
— Бросьте все! — крикнула она. — Кобылья Голова здесь!
— А мы, собственно, уже готовы, а? — хладнокровно усмехнулась Юлишка и движением руки отпустила Ярду.
— Achtung! — заорали орднунгдинсты у ворот.
Юлишка вбежала в кухню и прямиком к каморке Лейтхольда.
— Герр кюхеншеф, битташон! Приехала фрау надзирательница!
Россхауптиха уже шагала к конторе, писарь вытянулся перед ней в струнку. В руке у нее он заметил плетку, глаза надзирательницы не предвещали ничего доброго. «Ого! — подумал Эрих. — Кобылья Голова жаждет крови». И, застыв на месте, он медлил с рапортом.
На счастье, с другой стороны уже ковылял Лейтхольд с ключом в руке.
— Хай… тлер! — приветствовал он. — Мне уже пришлось побывать сегодня в женском лагере… к сожалению. Вам об этом говорили в комендатуре?
— Нет, я пришла прямо сюда. Что случилось?
Лейтхольд теперь заметил, что она не в духе, и проклинал свою разговорчивость. С какой стати именно он должен сообщать обо всех неприятностях?
— Недавно вы принесли сюда котенка… Сегодня утром его нашли сгоревшим на проволоке.
— Кто это сделал?
— Очевидно, несчастный случай… Котенок, видимо, влез на ограду…
— Так-то его берегла секретарша! Ну, я ей задам!
— Утром мы выключили ток, и тотенкапо под моим личным наблюдением убрал…
— К чему вы мне это рассказываете? На что мне ваши дохлые кошки? Но девчонку я проучу! Отоприте калитку и ждите здесь.
Илона, стоявшая у калитки, подала рапорт. Надзирательница, даже не взглянув на нее, прошла прямо к третьему бараку.
— Где эта сволочь? — крикнула она и щелкнула плеткой.
Илона побежала за ней.
— Секретарша заболела… у нее лихорадка, она бредила всю ночь.
— Ага! Знает, симулянтка, что ее ждет!
Россхаупт вошла в низкую дверь и остановилась около койки Иолан. Девушка лежала, закрыв глаза, в лице у нее не было ни кровинки, алые пятна на щеках уступили место восковой бледности.
Надзирательница опешила, ей показалось, что перед ней труп. Она перевела дыхание и выпрямилась, словно только что осознала, что не имело смысла так воинственно вторгаться сюда. Здесь не с кем было воевать, некого карать.
— Врач был? — хрипло спросила она и, когда девушки подтвердили, что был, распорядилась лишь для того, чтобы сказать что-нибудь: — Пусть придет еще раз!
Илона подбежала к калитке, крикнула: «Frauenarzt!» — и вернулась в барак. Староста барака тем временем прерывистым голосом рассказывала о том, что произошло. Было затемнение… Иолан потеряла сознание, лежала на снегу, подруги принесли ее.
Россхаупт села на койку и молчала, забыв о плетке, висевшей в ее опущенной руке.
Пришел Шими-бачи и сообщил свой утренний диагноз: слабая конституция, недостаточное питание в период роста, возможно анемия, а также повышенная впечатлительность. В результате — нервный шок, причина которого несчастный случай с котенком.
Надзирательница велела еще раз осмотреть пациентку и тупо глядела, как блоковая откинула грубое одеяло и стянула с плеч Иолан серую рубашку. Доктор приложил ухо к хрупкой груди девушки. Через минуту осмотр был закончен, Иолан снова покрыли одеялом. Лицо больной вдруг стало беспокойным, исказилось гримасой, словно она хотела заплакать, но глаза с длинными ресницами оставались закрытыми, как у спящей куклы, на них не было слез, губы были плотно сжаты.
— Ну, так что с ней делать? — неожиданно грубо сказала надзирательница и встала. Шими-бачи выпрямился и взглянул в ее каменное лицо. «Никогда не будет более подходящего случая сказать ей, что я думаю на этот счет», мелькнуло у него.
— Иолан поправится, если ей обеспечить покой. Но не здесь, не в Гиглинге. Не знаю, известно ли фрау надзирательнице, что в лагере появился сыпной тиф. У девушек пока почти нет вшей, но через несколько дней эпидемия перекинется и к ним. Иолан не переживет тяжелого заболевания. Да и большинство девушек тоже. Не можете ли вы устроить, чтобы их перевели в другой лагерь?
Россхаупт не ответила. Она медленно вышла из барака, словно ничего не слышала.
Копиц в комендатуре сердито отбросил газету.
— Хорошенькое дело! — кивнул он на сводку германского командования. Учти, Руди, что у меня на голове нет плеши. Просто мои волосы «стратегически отступили на заранее подготовленные позиции».
Дейбель чистил пистолет и не поднял головы.
— Тебя это, конечно, не интересует, — раздраженно продолжал рапортфюрер. — Тебя в последнее время вообще ничто не интересует. Занимаешься с Мотикой такими же рискованными делишками, как с
