Подскочил Фредди Доиг, за ним Берти Кроу.
— Мо никуда не поедет!
Техасец качает головой в притворном изумлении и указывает пальцем в окно. Мы все посмотрели в указанном направлении, и Брендан присвистнул:
— Мо! Вон сколько тебе почета!
На нас, в свою очередь, смотрела шеренга морских пехотинцев в полном боевом оснащении. Кто-то из прохожих замер от удивления, кто-то поспешил отойти подальше.
— Боже праведный! — воскликнул Фредди Доиг. — Из какого фильмеца у них эти пушки?
— Объясните мне, что там происходит! — требует Джон.
— Солдаты, — отвечает Лайам. — Десять человек. Меньше не справятся с такой отпетой преступницей, как моя мать.
— Если бы я мог видеть, — говорит Джон Техасцу, — то я бы все силы приложил, чтобы остановить вас. Так и знайте.
— Мистер Каллин, — поворачивается к нему Техасец, — Такая уж карта выпала вашей жене. Я обещаю вам, что в Пентагоне с ней будут обращаться как с гостьей и в полном соответствии с ее статусом. Но время, когда она, как кошка, бродила сама по себе, закончилось. Она должна поехать с нами. У меня приказ.
Берти Кроу не выдержал:
— Возьми свой сраный приказ и засунь его в свою американскую…
Жужжание вертолета заглушило конец фразы.
Техасец посмотрел на пехотинцев и полез в карман за сигаретами. Мы увидели под курткой кобуру. Он закурил, подчеркнуто неторопливо.
— Как вы предпочитаете действовать, доктор? На результат это никак не повлияет, вы понимаете.
Все взгляды обратились ко мне.
— Друзья мои! Я вам бесконечно благодарна. Но я должна лететь с ними.
Техасец позволил себе довольную улыбку.
— Только сначала обсудим условия, — продолжаю я, — Условие первое. В том, что касается «Краспа», я никому не обязана отчетом.
— Какие «условия», доктор Мантервари? — Техасец изображает изумление. — Об условиях можно было говорить полгода назад. Но вы отказались от своих прав, когда пустились в бега. Теперь мы забираем вас без всяких условий, доктор Мантервари, вместе с вашей черной тетрадью.
— С черной тетрадью? Вот как? Значит, она сейчас представляет для вас какую-то ценность?
— Послушайте, леди! — Он начинает терять терпение, прищуривается. — Вы, кажется, плохо понимаете суть дела. Ваши работы являются собственностью Министерства обороны США. Когда вы посещали вашу матушку в Скибберине, черная тетрадь была при вас. Она и сейчас при вас, если только вы ее не спрятали. Если спрятали — мы ее найдем. Советую начать деловые отношения с Пентагоном с жеста доброй воли и отдать мне эту тетрадь. Немедленно.
— Фейнман вам поможет.
Техасец с трудом сдерживает ярость.
— Среди ваших контактов отсутствует человек с таким именем. Мы ведем вас от самого Петербурга, леди. Мы вам не мешали, напротив, всячески помогали, чтобы вы могли в спокойной обстановке закончить работу. Вы нигде не встречались с человеком по фамилии Фейнман.
— Не верите мне — ваша проблема. Но черную тетрадь сейчас изучает Фейнман. Я бы сказала — жадно изучает.
— Коза! — расхохотался отец Уолли.
— Вы сказали «коза»? — Техасец не улыбался.
— Охотно повторю это для вас, — ответил отец Уолли, — Коза.
Техасец уставился на меня.
— Не угодно ли вам объяснить, леди, какая связь между козой и квантовым распознаванием?
Я сглотнула.
— Козы не привередливы, когда голодны.
— Мо! Ты блефуешь? — спрашивает Джон по-ирландски.
— Нет, Джон. Я говорю правду. Я слишком труслива, чтобы блефовать.
Техасец сжимает кулаки и челюсти. Надевает темные очки.
— Все остаются на месте, — командует он.
Он идет к выходу, перед ним расступаются. Подойдя к пехотинцам, которые отдали ему честь, он что- то разгневанно кричит. В открытое окно до нас доносятся обрывки самых цветистых ругательств. Вынув из кобуры мобильный телефон, он с мрачным видом говорит в трубку.
— Рискуем, — шепчет Джон мне на ухо.
— Знаю.
— Но если твоя возьмет, у меня тоже есть одно условие…
Тяжело шагая, Техасец возвращается в бар.
— И какие ваши условия, доктор Мантервари?
Под нами земля, земля приобретает очертание острова, Клир-Айленд становится одним из островов среди других островов побольше и поменьше, «Игаган» — спичечным коробком. Техасец сидит в кабине вертолета. Два морских пехотинца передо мной, два позади. Как всегда, меня окружают мужчины.
— Держись, Мо, — шепчет Джон, сжимая мою руку, — Только не сдавайся, и Лайам приедет к тебе на рождественские каникулы.
И я наконец понимаю, что электроны, протоны, нейтроны, фотоны, позитроны, нейтрино, мюоны, пионы, глюоны и кварки, которые образуют Вселенную, и силы, которые удерживают их, суть одно.
«Ночной поезд»
— Щас, Бэт, ты узнаешь, как они распускают вирус по всему миру. Слушай!
— Пока что я слышу только полицейские сирены, Говард.
— Не, Бэт, погодь, ты должен меня дослушать. Речь же о будущем Америки! Скажи, Бэт, чё у нас является экспортным товаром номер один?
— Большинство специалистов считают, что нефть.
— Ха! Это они хотят, чтоб ты так считал. Обычная пропаганда! Какая, блин, нефть…
— Полиция стучится в дверь, Говард. У них ордер на арест!
— Ты должен, блин, предупредить людей, Бэт! Конец приближается.
— Конец уже наступил, Говард. Конец связи. Спасибо за звонок, и…
— СЛЫШЬ, ТЫ! ЭТО ОРЕШКИ КЕШЬЮ! ВИРУС РАСПРОСТРАНЯЮТ ЧЕРЕЗ ОРЕШКИ КЕШЬЮ!
— Прошу прощения, друзья! На беднягу Говарда пагубно действует полнолуние. Вы слушаете ток-шоу «Ночной поезд» на волне девяносто семь целых и восемь десятых мегагерц. Всю ночь с вами буду я, Бэт Сегундо, ваш проводник. По ходу следования нашего поезда мы будем делать остановки, чтобы послушать блюз, джаз, рок и просто поболтать. Наш поезд в пути с полуночи до утра. Мы будем с вами, пока первые лучи солнца не позолотят замерзшее Восточное побережье. Сейчас два часа сорок пять минут самой последней ночи ноября. В ближайшее время в эфир выйдет реклама нашего спонсора, но она будет недолгой, а потом гордость Нью-Йорка мистер Лу Рид перенесет нас на борт своего «Спутника любви» [88]. Как всегда, наши труженики-операторы готовы принять ваш звонок и подключить вас к микрофону Бэта. Сегодня мы коснемся самых разных тем: вчерашние удары с воздуха по террористам в Северной Африке, появление угрей-альбиносов в наших сточных трубах, а также не лучше ли выбирать на президентский пост кастратов. Но если ваши глаза злобно прищурены, а брови мрачно