То — призрак, что привяжется к зрачку И застит мир бездушной оболочкой! Страшны дневные призраки: строку Они деталью отравляют сочной! Их днем спасают яркие лучи, Под жизнь румяня страшную кончину. Но никогда не спутаешь в ночи Живое с мертвым, душу и личину. Личина тлеет ночью, как картон, Зато душа сияет ночью живо. И я не говорю уже о том, Что ночь поэзии — нежна, женолюбива! Источник: Библиотека Мошкова
Когда неясный образ мне внушен, Его рисую я карандашом И к линии прислушиваюсь гибкой… Пока не вспыхнет узнаванья свет И с ним — из тьмы исхищенный портрет Живого звука с милосердною улыбкой. Тогда, на горле блузу распахнув, Я тонкое беру, как стеклодув, И звук живой вдыхаю в эту пленку — И вся в нее уходит жизнь моя В прозрачном виде, как воздушная струя… А звука ненаглядное лицо Так переливчато и, господи, так звонко! Источник: Библиотека Мошкова
Я скулить бы не стала по этому поводу, — Я ушла б… со скулящими ведрами по воду, Полный чайник на пламени стал бы скулить. Я не стала бы слезы по скулам размазывать, Петь я стала бы, сказку ребенку рассказывать, Очень вкусную шутку солить. Ни за что бы не стала я плакать и маяться. Поднялась бы над этим, как мать поднимается Над разбитой любовью, судьбой, — И отсутствует взором, но сердцем присутствует, Грудью кормит, словами хранит и напутствует, Оставаясь прозрачною и голубой. Ни за что бы не стала я боль эту жгучую Заставлять улыбаться по всякому случаю, Корчить маску счастливее всех, Делать вид, впечатленье такое чудесное, Будто сыплется сверху, как манна небесная, На избранницу божью успех. Нет, подняться над болью, как мать поднимается И ребенку поет, и в хрусталик сжимается, Оставаясь прозрачною и голубой. Петь! Как предки мои, скрипачи и сапожники, Столяры и портные, врачи и художники, Океаны, туманы, ручьи, пастухи, Звездочеты, матросы, черемухи, птицы… Источник: Библиотека Мошкова
Привычка жить в тисках Животного инстинкта, Кошмары созерцать И полнить вымена, Рождаться и рождать Из фосфора и цинка — Чтоб не кончалась плоть И длились времена.