Я лаяла на ветер, как собака: — Не поминайте Пушкина вотще! Ведь богом есть и честь, и стыд, и совесть, И Белкина пронзительная повесть, И Командор в нетлеющем плаще! — Мне моментально голову срубили. — Она свергала Пушкина! — вопили. — Ату ее, проклятую, ату! — Устроили костер традиционный. Но фонарем смотритель станционный Светил в мою судьбу сквозь темноту. Источник: Библиотека Мошкова
Майский ливень перечмокал Ребра кровель, щеки стекол, — Уходя, он плакал, плакал… А к полудню в бухте нашей Вдруг запахло щами, кашей — 'Бела Барток' встал на якорь! И теперь — везде матросы, У ларька, где папиросы, На качелях, в оперетте… В лунной арке, Ночью в парке, Целовальный бродит ветер В синей блузе и берете! Бродит ветер целовальный, Ветер, нежный и печальный, Неминуемой разлуки, Ветер чистый, ветер честный, Распахни же ворот тесный — И скрестим в объятьях руки! Это счастье — лучше многих, Благовидных и убогих. Это счастье — без обмана, Оно горькое, как море, И туманом станет вскоре, Потому что даль туманна… Не пиши мне! Пусть волнами Вечно пенится над нами Эта нега, эта сила! Если встретимся мы снова, Ты увидишь, как сурово Время с нами поступило… Бродит ветер целовальный, Ветер, нежный и печальный, В синей блузе и берете. Жаль, стоянка маловата, Юность, жаль, коротковата, Чистый ветер, честный ветер! Источник: Библиотека Мошкова
И, слывя знатоком чего-то Возвышенного и загадочного, Он знал, что его работа — Производить впечатленье То ли професора музыки, То ли поэта упадочного, То ли сфинкса, на чьи вопросы Не ответив, умрет поколенье. Обожанье он брал, как взятку, За все — за седые кудри, За кашель, за остроумье Парадоксов, за желчи пламя, И за бархатную крылатку, И за то, что мозги он пудрил, Предсказуя, как Нострадамус, Все, чтов жизни случится с вами. И, взглянув на мои пятнадцать,
