Открытое произведение

выражения отрицает этот порядок или приводит его в кризисное состояние. Оно приводит его в это состояние, по — иному организуя как означаемые так и означающие и тем самым ввергая своего получателя в состояние возбуждения и напряженного стремления к истолкованию. Следовательно, неоднозначное сообщение привносит беспорядок в код и тем самым — в тот порядок, который как бы налагался на энтропийную неупорядоченность изначальной равновероятности, то есть самого источника. Позиция занимаемая получателем сообщения по отношению к этому сообщению, приводит к тому, что оно уже не является конечной точкой процесса коммуникации (как это было бы в том случае, если бы получателем была машина, настроенная на прием сообщений как последовательности дискретных сигналов) Сообщение становится источником новой коммуникативной цепи и, следовательно, источником возможной информации. Сообщение является источником информации, которую надо профильтровать, отталкиваясь от изначальной неупорядоченности, которая представляет собой не абсолютный беспорядок, а беспорядок по отношению к предшествующему порядку. Таким образом, сообщение становится источником и, следовательно, обладает теми качествами информативности, которые были свойственны источнику обычной информативной цепи.

Ясно, что здесь понятие информации приобретает более широкий смысл, однако, как нам кажется, речь идет не об аналогии в смысле определенного процесса, основывающегося на однородной структуре, присутствующей в двух различных ситуациях. Сообщение представляет собой изначальную неупорядоченность, которая требует отбора значений, для того чтобы стать новым сообщением (то есть чтобы стать произведением, не подлежащим истолкованию, а уже истолкованным; иными словами, Обрученные представляют собой источник возможных истолкований, по отношению к которым Обрученные Анджелини, Руссо, Флора или Моравиа представляют собой уже истолкованное сообщение, начальную информацию, сведенную к согласованию выбранных значений).

Ясно, что информация, отобранная таким образом, не поддается количественному исчислению, равно как оказывается неисчислимой и информативная способность данного сообщения — источника. Следовательно, здесь теория информации становится теорией коммуникации; она сохраняет изначальную категориальную схему и утрачивает алгоритмическую составляющую. Иными словами, теория информации предоставляет только схему возможных отношений (порядок — неупорядоченность, информация — значение, бинарная разъединенность и т. д.), которые можно включить в более широкий контекст, и сохраняет значимость в своей специфической сфере только как количественное измерение числа сигналов, четко передаваемых по одному каналу связи. Как только эти сигналы начинает принимать человек, а не машина, теории информации больше нечего сказать и она уступает место семиологии или семантике, так как здесь начинается царство значения (того «значения», которым занимается семантика и которое абсолютно не совпадает с понятием «значения» как «банальности», которое является предметом исследования теории информации).

Но именно существование открытых произведений (существование открытости, свойственной любому произведению искусства и, следовательно, существование сообщений, которые заявляют о себе как об источнике возможных истолкований) и требует расширения сферы действия понятий, взятых из теории информации. На самом деле довольно просто показать, что эта теория появилась не для того, чтобы объяснить природу поэтического сообщения, и что она неприменима к процессам, в которых вступают в действие денотативные и коннотативные значения: показать это настолько просто, что никто не сможет что — либо возразить.

Однако именно потому, что теория информации попросту неприменима к эстетическому феномену, многие исследователи стараются использовать ее и в этой области. Именно потому, что она неприменима к сигнификативным процессам, ее пытаются использовать для объяснения лингвистических явлений. И наконец, именно потому, что, воспринятые в их исконном значении. эти понятия не имеют никакого отношения к произведению искусства, в данном очерке мы стремимся выяснить, в какой мере их можно к нему приложить. Если бы они были применимы сразу же, не стоило бы тратить время на то, чтобы выяснять возможности этого применения Напротив, мы исходили из того, что произведение искусства можно исследовать в рамках теории коммуникации, когда его механизм (и здесь необходима проверка) должен быть сведен к действиям, общим для любого коммуникативного механизма, даже к тем, которые предполагают простую передачу по одному каналу сигналов, лишенных коннотативного значения и воспринимаемых машиной, которая понимает их как инструкции для дальнейших действий на основе заранее установленного кода и может фиксировать однозначную связь между данным сигналом и данным механическим или электронным действием.

С другой стороны, приведенное возражение имело бы полную силу, если бы теперь не прояснились следующие моменты:

1) Применение понятий, связанных с теорией информации, к области эстетики не является причиной оформления идеи открытого, многозначного, двусмысленного произведения. На самом деле, напротив, именно наличие определенной доли двусмысленности и многозначности в каждом произведении искусства заставляет считать, что категории информатики в какой — то мере годятся для того, чтобы осознать это явление.

2) Применение категорий информатики к феноменам коммуникации теперь уже воспринимают как нечто общепризнанное многие исследователи, начиная от Якобсона, который связывает идею бинарности с явлениями языка, до Пиаже и его учеников, применяющих понятие информации к феномену восприятия, Леви — Стросса, Лакана, русских семиологов, Макса Бензе, новой бразильс кой критики и т. д. Когда происходит такая междисциплинарная встреча, столь богатая представителями различных направлений из многих регионов мира, чувствуешь, что здесь есть нечто большее, чем искусно распространяемая мода или необдуманная экстраполяция. Налицо категориальный аппарат, который воспринимается как ключ, способный открыть многие двери.

3) Даже если мы имели бы дело с неуемным поиском аналогий с неконтролируемыми экстраполяциями, все равно надо признать, что познание совершается также и благодаря усилиям воображения, строящего гипотезы, того воображения, которое отваживается идти кратчайшими и быть может, не совсем надежными путями. Чрезмерная строгость и самая обоснованная осторожность могут увести от заведомо опасных дорог — но они, эти дороги, могли бы вывести на плоскогорья, с которых общая картина выглядела бы яснее со всеми ее развязками и магистралями, оставшимися незамеченными при первом топографическом обследовании.

4) Категориальный аппарат теории информации кажется методологически рентабельным только тогда, когда он включается в контекст (однако исследователи понимают это лишь постепенно, да и то в последние годы) общей семиологии. Прежде чем отвергать понятия, связанные с информатикой, надо проверить их в свете семиологии.

После всего сказанного я должен признать, что такие семиологические горизонты отсутствуют в данном очерке, написанном в 1960 г. для четвертого номера «Музыкальных встреч» (Incontri Musicali). Возражения, которых я кратко коснулся в этом Примечании (написанном шесть лет спустя), в наиболее строгой форме высказал Эмилио Гаррони, который посвятил Открытому произведению один из весьма немногочисленных критических откликов, отличающихся подлинной глубиной и научной достоверностью, которые мне довелось найти в обширной публицистике на эту тему, по крайней мере, в Италии. Было бы несерьезно полагать, что, просто написав это Примечание, я ответил на упомянутые возражения. Оно служит лишь одному: так как настоящий очерк сохраняет изначальную структуру (хотя он и был основательно пересмотрен), Примечание ограничивается предвосхищением возможных откликов и указанием на то, что они подразумевались в изначальном изложении, даже если я смог ясно их обозначить только в свете замечаний, сделанных Гаррони. Тем не менее я им многим обязан, коль скоро в эти последние годы и, в частности, заканчивая эти строки, ощущаю стремление углубить проблему, поднятую данными изысканиями.