– Это был психозонд, – терпеливо объяснял Мис, – и даже он наносит вред человеку только при
неправильном обращении. А тот зонд, что у меня – поверхностного действия, и он не повредит и
младенцу.
– Так надо, Маньифико, – упрашивала Бейта. – Это только поможет разбить Мула и прогнать
его подальше. Как только это будет сделано, ты и я станем богаты и знамениты – на всю жизнь.
Маньифико протянул дрожащую ладонь.
– А вы будете держать меня за руку?
Бейта взяла его ладонь в свои руки, а клоун следил с расширившимися от ужаса глазами, как
приближаются блестящие контактные пластины.
…Эблинг Мис небрежно развалился в непомерно роскошном кресле в личных апартаментах
Мэра Индбура, проявляя бессовестную неблагодарность за оказанное ему снисхождение, и глядел, как
маленький мэр суетится с недовольным видом. Он отбросил окурок сигары и выплюнул табачные
крошки.
– И, кстати, Индбур, если тебе нужно что-либо для следующего концерта в Зале Мэллоу, -
сказал он, – ты можешь выкинуть этих электронных штукарей на помойку, откуда они и явились, и
предложить этой маленькой обезьянке сыграть для тебя на Визи-Соноре. Индбур, это не от мира
сего!..
Индбур сварливо заметил:
– Я позвал тебя сюда не за тем, чтобы слушать твои лекции о музыке. Что насчет Мула? Скажи
мне лучше об этом. Что о Муле?
– О Муле? Ну, я расскажу тебе. Я использовал поверхностный зонд и получил немногое.
Психозонд я употребить не мог, потому что клоун его дико боится, так что его сопротивление
пережгло бы, вероятно, при первом же контакте ублюдочные пробки в его мозгу. Но вот что я
выяснил – если только ты перестанешь стучать ногтями по столу… Во-первых, можешь уменьшить
физическую силу Мула. Он, вероятно, силен, но большая часть сказочек нашего клоуна, вероятно,
изрядно раздута его собственным испугом. Мул носит странные очки, и его взгляд убивает -
очевидно, он и в самом деле обладает какой-то ментальной мощью.
– Это мы знали с самого начала, – кисло прокомментировал мэр.
– А зондирование это подтвердило, после чего я начал работать математическими методами.
– Ах, так? И как долго это продлится? Долго еще меня будет оглушать твоя трескотня?
– Около месяца, я бы сказал – а потом у меня появится кое-что для тебя. А может быть, и нет.
Но что из того? Если это выходит за рамки планов Селдона, то наши шансы чертовски малы, просто
страшно сказать, до какой степени малы.
Индбур с яростью напустился на психолога.
– Вот я и раскусил тебя, изменник. Ты врешь! Разве ты не один из этих преступных
распространителей слухов, сеющих пораженчество и панику по всему Установлению и делающих
мою работу вдвойне тяжелой?
– Я? Я? – Мис медленно закипал гневом.
Индбур выругался.
– Потому что, клянусь космическими пылевыми облаками, Установление победит.
Установление должно победить!
– Невзирая на потерю Хорлеггора?
– Мы ничего не потеряли. А ты проглотил и эту ложь, да? Мы значительно уступали в числе и
были преданы…
– Кем? – презрительно поинтересовался Мис.
– Вшивыми подзаборными демократами! – заорал на него Индбур. – Я давно знал, что флот
кишит демократическими ячейками. Большинство их было выметено, но осталось, видно, достаточно
для необъяснимой сдачи двадцати кораблей прямо в гуще атакующего флота. Достаточно, чтобы
свести дело к этому якобы поражению. А по этому поводу скажи-ка мне, мой несдержанный на язык,
простецкий патриот и средоточие основных добродетелей, – каковы твои собственные связи с
демократами?
Эблинг Мис отмахнулся.
– Ты бредишь, что ли? А как насчет последующего отступления и потери половины Сивенны?
Опять демократы?
– Нет, не демократы, – маленький человечек остро улыбнулся. – Мы отступаем – как всегда
отступает при атаке Установление, пока неизбежное шествие истории не обратится нам на пользу. Я
уже вижу результаты. Так называемое демократическое подполье уже распространяет манифесты,
клятвенно обещая помощь и союз с правительством. Это может быть с их стороны лицемерием,
прикрытием для более глубокой измены, но я его отлично использовал. Выжатая из этого пропаганда
окажет свое влияние, каковы бы ни были планы самих этих предателей и гадов. И даже еще лучше…
– Даже еще лучше, Индбур?
– Суди сам. Два дня назад так называемая Ассоциация Независимых Купцов объявила войну
Мулу, и флот Установления одним махом усилился на тысячу кораблей. Видишь ли, этот Мул заходит
слишком далеко. Он нашел нас разъединенными и ссорящимися между собой, но под натиском его
нападения мы объединяемся и усиливаемся. Он обязан проиграть. Это неизбежно – как и всегда.
Мис все еще источал скептицизм.
– Ты хочешь сказать мне, что Селдон запланировал даже случайное появление мутанта.
– Мутанта! Отличить его от человека ты и я можем лишь на основе бредней мятежного
капитана, каких-то иноземных молодоженов, да чокнутого жонглера и клоуна. Ты забываешь самое
убедительное свидетельство из всех – твое собственное.
– Мое собственное? – на какой-то миг Мис опешил.
– Твое собственное, – усмехнулся мэр. – Свод Времени открывается через девять недель. Как
насчет этого? Он открывается при кризисе. А если нападение Мула – не кризис, тогда где же
'настоящий' кризис, тот, из-за которого открывается Свод? Ответь мне, ты, мешок сала.
Психолог пожал плечами.
– Хорошо, пусть. Если это приводит тебя в восторг… Однако окажи мне милость. Только на
тот случай… только на тот случай, если старина Селдон произнесет речь, а дело пойдет куда-то не
туда, ты мог бы позволить мне присутствовать на Великом Открытии.
– Прекрасно. Убирайся отсюда. И не попадайся мне на глаза девять недель.
– С превеликим удовольствием, ублюдок ты этакий, – уходя, пробормотал Мис себе под нос.
18. Падение Установления
Атмосфера, царившая в Своде Времени, во многих отношениях трудно поддавалась
определению. Едва ли следовало говорить о запустении, поскольку Свод был хорошо освещен и
кондиционирован. Стены были украшены теплыми цветными узорами, ряды закрепленных кресел
отличались комфортабельностью и, казалось, были задуманы для вечного пользования. Свод хорошо
сохранился: три века не оставили после себя заметного следа. Несомненно, здесь не предпринималось
никаких усилий по созданию благоговейного страха или почтения, поскольку вся обстановка была
простой и повседневной – в сущности, почти незаметной.
И все же, несмотря на все эти положительные черты, что-то здесь было не то – и это что-то
сосредотачивалось вокруг стеклянного куба, прозрачная пустота которого господствовала над
