временно. Завтра обратно под домашний арест. Который час?
Без трех минут двенадцать!
Маньифико являл собой картину несчастья и душераздирающей подавленности. Его тело
свернулось в вечном стремлении исчезнуть. Его длинный нос изогнулся у ноздрей, а большие,
косящие глаза неуверенно озирались по сторонам. Он вцепился в руку Бейты и, когда она склонилась
к нему, прошептал:
– Как вы считаете, госпожа моя, возможно ли, чтобы все эти великие люди были моими
слушателями, когда я… когда я играл на Визи-Соноре?
– Все до одного, я полагаю, – заверила Бейта и нежно потрепала его. – И я уверена: все они
думают, что ты – самый замечательный исполнитель в Галактике, и что твой концерт был величайшим
из всех когда-либо данных концертов, так что ты выпрямись и сиди как следует. Мы должны
выглядеть достойно.
В ответ на ее притворную хмурость Маньифико еле улыбнулся и медленно выпрямил свои
нескладные конечности.
Полдень!..
…и стеклянный куб больше не был пустым.
Сомнительно, чтобы кто-нибудь успел уловить момент появления. Происшедшее было
подобно взрыву: в первый миг никого нет, а в следующий – уже есть.
Внутри куба появился человек в кресле-коляске, старый и поникший. На морщинистом лице
его сияли светлые глаза, а голос, как выяснилось, был самой живой его частью. На коленях заглавием
вниз лежала книга. Мягко разнесся по залу голос:
– Я Хари Селдон!
Стояла тишина, по степени напряженности подобная грому.
– Я Хари Селдон! Я не могу узнать доступными мне чувствами, есть ли здесь вообще кто-
нибудь, но это неважно. У меня мало опасений относительно провала Плана. Для первых трех веков
вероятность следования Плану равна девяноста четырем и двум десятым процента.
Он помедлил, улыбнулся и добродушно сказал:
– Кстати, если кто-нибудь из вас стоит, можете сесть. Если кто хочет курить – пожалуйста. Я
здесь не во плоти. Я не требую церемоний. Но давайте рассмотрим текущую проблему. Впервые
Установление столкнулось или, возможно, находится на последних подступах к гражданской войне.
До сих пор внешние атаки адекватно отбивались – с неизбежностью, вытекающей из строгих законов
психоистории. Нынешняя атака является выступлением слишком недисциплинированной внешней
группы Установления против слишком авторитарного центрального правительства. Ход действий был
необходим, результат – очевиден.
Достоинство высокой аудитории начало ломаться. Индбур полупривстал в кресле.
Бейта подалась вперед с обеспокоенным взглядом. О чем это говорит великий Селдон? Она
упустила несколько слов.
– …достигнутый компромисс необходим по двум причинам. Восстание Независимых
Торговцев вносит элемент новой неопределенности для ставшего, возможно, слишком
самоуверенным правительства. Восстанавливается элемент борьбы. Здоровый подъем демократии,
хотя и разбитой…
Послышались голоса. Шепот поднимался по шкале громкости, и в нем было что-то
паническое.
Бейта сказала на ухо Торану:
– Почему он не говорит о Муле? Купцы никогда не восставали.
Торан пожал плечами.
Сидящая фигура ободряюще вещала среди растущего беспорядка:
– …новое и более прочное коалиционное правительство логично явилось необходимым и
полезным результатом последовавшей гражданской войны, навязанной Установлению. И теперь лишь
остатки старой Империи стоят на пути дальнейшей экспансии, а они, во всяком случае, в течение
следующих нескольких лет, не представляют проблемы. Конечно, я не могу раскрыть природу
следующей пробле…
Губы Селдона беззвучно шевелились в общем реве.
Эблинг Мис с красным лицом подскочил к Ранду. Он кричал:
– Селдон слетел с катушек. Он предсказал неверный кризис. Ваши Купцы когда-нибудь
планировали гражданскую войну?
Ранду еле слышно проговорил:
– Да, мы планировали. Мы отложили ее перед лицом угрозы Мула.
– Тогда Мул является дополнительным фактором, к которому психоистория Селдона не
готова. Но что это?
В тишине, внезапно восстановившейся в зале, Бейта обнаружила, что куб снова пуст. Атомное
сияние стен погасло, мягкий поток кондиционированного воздуха иссяк.
Где-то то набирал силу, то снова стихал пронзительный звук сирен, и Ранду едва смог
выговорить одними губами:
– Космический налет!
Эблинг Мис поднес наручные часы к уху и внезапно закричал:
– Встали, клянусь Га-лак-ти-кой! Есть ли здесь в комнате часы, которые идут? – его голос
поднялся до рева.
Двадцать часов были поднесены к двадцати ушам. И за время, по своей продолжительности
сильно уступавшее двадцати секундам, сделалось вполне ясно, что таковых нет.
– Тогда, – сказал Мис с мрачной и наводящей ужас категоричностью, – что-то отключило всю
атомную энергию в Своде Времени. Мул атакует.
В общем шуме разнесся вопль Индбура:
– Займите свои места! Мул в пятидесяти парсеках.
– Он был там, – заорал в ответ Мис, – неделю назад. Терминус сейчас подвергается
бомбардировке.
Бейта ощутила, как на нее мягко наползла глубокая подавленность. Складки горя, казалось,
тесно, туго обволокли Бейту; ее дыхание с трудом, с болью пробивалось через сжавшееся горло.
Ясно доносился шум собирающейся снаружи толпы. Двери открылись настежь; торопливо
вбежал какой-то человек и быстро заговорил с бросившимся к нему навстречу Индбуром.
– Превосходительство, – прошептал он, – в городе не работает ни одно транспортное средство,
не действует ни одна линия связи. Сообщают, что Десятый Флот разгромлен, и корабли Мула уже над
атмосферой. Генеральный штаб…
Индбур обмяк и съежившейся, бессильной фигурой рухнул на пол. Во всем зале теперь не
было слышно ни единого звука. Даже разрастающаяся толпа снаружи испуганно молчала. Грозно
навис холодный, панический ужас.
Индбура подняли, поднесли ко рту вина. Его губы зашевелились еще до того, как открылись
глаза, выговорив всего одно слово:
– Сдавайтесь!
Бейта почувствовала, что вот-вот заплачет – не от горя или унижения, а просто от безмерного
испуга и отчаяния. Эблинг Мис дернул ее за рукав.
