больше рассердит того молодого человека.
– А вы думаете, он нуждается в мотивах? – презрительно поинтересовался Форелл.
– Да, думаю; и это может избавить его от досадной обязанности фабриковать таковые, -
четвертый собеседник медленно выговаривал слова. – Гобер Мэллоу действовал иначе. И Сальвор
Хардин. Право ломиться грубой силой они предоставляли другим, сами же предпочитали уверенно и
спокойно маневрировать.
Форелл пожал плечами.
– Во всяком случае, этот корабль действительно оказался ценным. И, хоть мотивы немногого
стоят, корабль мы продали с прибылью, – в этих словах звучало удовлетворение прирожденного
Купца. – Молодой человек прибыл из старой Империи, – продолжал он.
– Мы это знали, – с нескрываемой досадой заявил второй собеседник, тот, что был высокого
роста.
– Мы это подозревали, – мягко поправил Форелл. – Если человек прибывает с кораблями и
деньгами, с намерениями дружить и торговать, то следует по возможности соблюдать здравомыслие и
воздерживаться от конфронтации, пока мы не удостоверимся, что вся его любезность на деле является
фальшивой маской. Но теперь…
В голосе начавшего говорить третьего собеседника чувствовалось недовольство.
– Мы могли быть осторожнее. Мы могли бы предварительно все выяснить. Мы могли бы все
выяснить перед тем, как позволить ему отбыть. Вот что было бы подлинной мудростью.
– Это было обсуждено между нами и отвергнуто, – заявил Форелл, решительным жестом кладя
конец этой теме.
– Правительство мягкотело, – жаловался третий. – Мэр – идиот.
Четвертый человек по очереди оглядел остальных и вытащил изо рта окурок сигары. Он
небрежно швырнул ее в щель справа от себя, где она и исчезла в бесшумной, разрушающей вспышке,
а затем саркастически заметил:
– Я уверен, что этот господин говорит так единственно по привычке. Здесь можно позволить
себе откровенность и вспомнить, что правительство – это мы.
Раздался говор одобрения.
Взгляд четвертого собеседника уперся в стол.
– Тогда оставим политику правительства в покое. Этот молодой человек… этот иностранец мог
стать возможным покупателем. Такие случаи бывали. Вы втроем старались умаслить его, уговоривали
заключить предварительный контракт. У нас есть соглашение – джентльменское соглашение – против
таких дел. Но вы его нарушили.
– И вы тоже, – проворчал второй.
– Знаю, – успокаивающе сказал четвертый.
– Тогда давайте забудем о том, что мы делали раньше, – нетерпеливо прервал Форелл, – и
продолжим относительно того, что мы будем делать сейчас. Во всяком случае, мы бы ничего не
добились ни его арестом, ни убийством. Мы даже сейчас еще не уверены в его намерениях и, что
самое худшее, мы не можем уничтожить Империю, отняв жизнь у одного человека. Не исключалось,
что по ту сторону границы многочисленные флоты только и дожидались его исчезновения.
– Именно, – одобрил четвертый. – Ну и что вы выяснили, захватив этот корабль? Я слишком
стар для всей этой болтовни.
– Это можно изложить достаточно кратко, – мрачно сказал Форелл. – Он – имперский генерал
или как там у них это называется. Он – человек молодой, в полном блеске проявивший себя на
военном поприще – и мне сказали, что его люди на него молятся. Совершенно романтическая карьера.
Рассказанные ими истории правдивы, может, в лучшем случае наполовину, но даже с учетом этого мы
имеем дело с человеком весьма примечательным.
– Кто это 'они'? – поинтересовался второй.
– Экипаж захваченного корабля. У меня есть все их показания, записанные на микропленку,
которую я храню в надежном месте. Позднее, если пожелаете, вы сможете ее посмотреть. Если
сочтете это необходимым, вы сможете поговорить с этими людьми сами. Но я изложил вам самое
существенное.
– Как вы все это вытянули из них? Откуда вы знаете, что они говорят правду?
Форелл нахмурился.
– Сударь мой, я не нежничал. Я их оглушил, накачал препаратами до обалдения и применил
Зонд без всякого милосердия. Они заговорили. Вы можете им верить.
– В старые времена, – несколько не к месту заметил третий, – использовали бы чистую
психологию. Безболезненно, как вы знаете, но очень надежно. Никакой возможности для обмана.
– Ну, мало ли что делали в старые времена, – сухо сказал Форелл. – Теперь новые времена.
– Но, – сказал четвертый с иронией, – что же он искал здесь, этот генерал, этот романтический
удивительный человек?
Форелл резко взглянул на него.
– Вы думаете, он доверяет своему экипажу подробности государственной политики? Они
ничего не знают. В этом отношении из них ничего не удалось вытрясти, а одной Галактике известно,
как я старался.
– Что заставляет нас…
– Делать собственные выводы, разумеется, – пальцы Форелла снова мягко постукивали по
столу. – Молодой человек – один из военных руководителей Империи, и, тем не менее, изображал из
себя малоизвестного властелина нескольких разбросанных звезд где-то в закоулках Периферии. Одно
это должно было бы убедить нас в его стремлении держать в секрете свои истинные мотивы.
Совместите его профессию с тем обстоятельством, что Империя уже содействовала одному
нападению на нас во времена моего отца – и станет возможным исполнение самых зловещих
ожиданий. Та первая атака провалилась. Сомнительно, чтобы после этого Империя позабыла о нас.
– Среди обнаруженных вами фактов не было ли чего-нибудь, подтверждающего такую
версию? – осторожно спросил четвертый. – Вы ничего не утаиваете?
Форелл ответил в дружеском тоне:
– Я ничего не могу утаивать. Отныне не может быть и речи о деловом соперничестве. Мы
призваны к единству.
– Патриотизм? – в высоком голосе третьего прозвучал смешок.
– К дьяволу патриотизм, – спокойно сказал Форелл. – Или вы думаете, что я бы отдал за
будущую Вторую Империю хотя бы два клуба атомной эманации? Может быть, вы думаете, что для
того, чтобы расчистить к ней путь, я рискнул бы хоть одной торговой миссией? Но неужели вы
полагаете, что имперское завоевание поможет моему процветанию – или вашему? Если Империя
победит, появится достаточное количество ворон, жаждущих падали и требующих вознаграждения
после битвы.
– А мы-то и будем вознаграждением, – сухо добавил четвертый.
Второй из собеседников внезапно нарушил свое молчание и гневно дернулся в скрипнувшем
под ним кресле.