сомнения, найдет для этого других людей, и вы будете остановлены. Но, хотите – верьте мне, хотите -
нет, – я в любом случае не буду заходить дальше, чем от меня требуется.
– Спасибо, – слабо проговорила Бейта.
– Что же до Маньифико… Где он? Выходи, Маньифико, я не трону тебя…
– Что такое? – поинтересовалась Бейта, внезапно оживившись.
– Ничего. В моих инструкциях он также не упоминается. Я слышал, что его разыскивают, и
Мул найдет его, когда время для этого наступит. Я ничего не скажу. Пожмем друг другу руки?
Бейта мотнула головой. Торан пристально глядел на него в бессильном презрении.
Железные плечи полковника чуть-чуть поникли. Он шагнул к двери, обернулся и сказал:
– И последнее. Не думайте, что я не знаю причину вашей упрямости. Известно, что вы
разыскиваете Второе Установление. Мул примет свои меры в должное время. Вам ничто не
поможет… Но я знал вас в иные времена; возможно, в моей совести есть нечто, подвигнувшее меня на
этот поступок. Во всяком случае, я пытался помочь вам и избавить от последней опасности прежде,
чем станет слишком поздно. До свидания.
Он резко отсалютовал им и скрылся.
Бейта повернулась к безмолвному Торану и прошептала:
– Они знают даже о Втором Установлении.
В закоулках библиотеки, не ведая ни о чем, Эблинг Мис сгорбился над слабой искоркой света,
блеснувшей во мраке, и торжествующе пробормотал что-то сам про себя.
25. Смерть психолога
Жить Эблингу Мису оставалось только две недели.
За эти две недели Бейта виделась с ним трижды. В первый раз – в ночь после встречи с
полковником Притчером, второй раз – неделей позже. А в третий раз – еще через неделю,
непосредственно перед смертью Миса.
Когда после визита полковника Притчера наступила ночь, потрясенная пара провела немало
времени в тоскливых, невеселых размышлениях.
– Тори, давай расскажем Эблингу, – сказала Бейта.
Торан уныло произнес:
– Думаешь, он поможет?
– Нас только двое. Мы должны снять с себя часть бремени. Может быть, он в состоянии
помочь.
Торан сказал:
– Он изменился. Он отощал. Он становится рассеянным, невнимательным, – пальцы Торана,
как бы иллюстрируя сказанное, ощупали воздух. – Порой я думаю, что он вообще вряд ли нам
поможет. Порой я думаю, что нам вообще невозможно помочь.
– Перестань! – голос Бейты на миг прервался. – Тори, перестань! Когда ты так говоришь, я
начинаю думать, что Мул добрался и до нас. Давай расскажем Эблингу, Тори – прямо сейчас!
При их приближении Эблинг Мис поднял голову, склоненную над длинным столом, и
невидяще уставился на них. Его редеющие волосы были всклокочены, губы сонно чмокали.
– Что такое? – произнес он. – Я кому-то нужен?
Бейта опустилась на колени.
– Мы вас разбудили? Нам уйти?
– Уйти? Кто это? Бейта? Нет, нет, оставайтесь. Тут где-то были стулья. Я их видел… – пальцем
он сделал неопределенный жест.
Торан придвинул два стула. Бейта села и взяла вялую ладонь психолога в свои руки.
– Можем ли мы поговорить с вами, доктор?
Она редко употребляла это звание.
– Разве что-то не так? – в его отсутствующем взгляде появились искорки, впалые щеки чуть
порозовели. – Что-то случилось?
Бейта сказала:
– Здесь был капитан Притчер. Разреши, Тори, говорить буду я. Вы помните капитана
Притчера, доктор?
– Да… Да… – он защемил губы пальцами и отпустил их. – Высокий мужчина. Демократ.
– Да, он. Он выяснил природу мутации Мула. Он был здесь, доктор, и рассказал нам.
– Но в этом нет ничего нового. Характер мутации Мула выявляется без труда, – и с искренним
изумлением Мис добавил: – Разве я вам не говорил? Разве я забыл вам сказать?
– Забыли нам сказать? Что именно? – быстро вмешался Торан.
– Насчет мутации Мула, конечно. Он может искажать эмоции. Эмоциональный контроль! Я
вам не говорил? Но почему же я забыл?
Он задумчиво закусил нижнюю губу. Постепенно голос его ожил, веки полностью
раскрылись, словно его медлительный разум соскользнул на проторенную колею. Он заговорил в
самозабвении, глядя не на слушателей, а между ними:
– Это, в сущности, так просто и совсем не требует специальных познаний. Конечно, в
математической психоистории это выводится быстро, из уравнения третьей степени с не более чем…
Впрочем, неважно. Это может быть облечено в обычные слова – хотя бы грубо… – и при этом сохранит
смысл, что для психоисторических феноменов дело не такое уж обычное. Спросите себя сами… Что
могло опрокинуть тщательный исторический план Хари Селдона? А?
С мягким, вопрошающим беспокойством он переводил взгляд то на мужа, то на жену.
– Каковы были изначальные предпосылки Селдона? Во-первых: за последующие тысячу лет в
человеческом обществе не наступит фундаментальных изменений. К примеру, допустим, что
произошло крупное изменение в галактической технологии, вроде открытия нового принципа
использования энергии или совершенствования электронной нейробиологии. Социальные изменения
сделали бы начальные уравнения Селдона устаревшими. Но ведь такого не случилось, не так ли? Или
допустим, что силами вне Установления было бы изобретено новое оружие, способное противостоять
всем вооружениям Установления. Подобное могло бы привести к разрушительному отклонению, хотя
и с меньшей вероятностью. Но даже и этого не случилось. Подавитель атомных полей Мула был
оружием достаточно неэффективным, и ему можно было противостоять. И никаких других, более
совершенных новшеств он не ввел. Но было и второе предположение, причем более тонкое! Селдон
принял, что человеческие реакции на различные стимулы не подвержены изменениям. Полагая, что
первое предположение остается истинным, следует считать, что нарушилось второе. Некий фактор
должен менять и искажать эмоциональные реакции человеческих существ, иначе Селдон не мог бы
подвести, и Установление не могло бы пасть. И какой же фактор, если не Мул? Разве я не прав? Есть
ли ошибка в рассуждениях?
Бейта нежно похлопала его по плечу своей мягкой рукой.
– Никаких ошибок, Эблинг.
Мис веселился как ребенок.
– Все эти разгадки приходят так легко! Говорю вам, я иногда поражаюсь, что делается внутри
меня. Я припоминаю время, когда столь многое было для меня загадкой, а теперь эти вещи так
понятны. Трудности отсутствуют. Я набредаю на какую-либо задачу – и каким-то образом, внутри
